Румынская повесть 20-х — 30-х годов

Он настороженно прислушался. Снизу чуть заметно тянуло прохладой. В пропасти ему мерещились крадущиеся шаги, вокруг что-то шелестело. Вот в лунном сиянии над чащей пролетели чужие незнакомые птицы. В уединенном нагорье шумели вешние потоки: тайная жизнь снова перебрасывала мосты через пропасти смерти. Кровь и плоть Некифора Липана, растворившись в этих шорохах, птичьих полетах и криках, словно взывали к сыну. Но паренек не понимал этого — им владел только страх, навеянный сумрачной, холодной землей. И он заговорил с собакой и лошадью, обращая к ним бессмысленные слова. Чтобы как-нибудь скоротать время, он отыскал торбу с ячменем. Затем устроил себе постель и закутался в одеяло. Когда он почти перестал слышать звуки ночи и тело его наполнила сонная тяжесть, Лупу залаял, повернув голову к низине.

Георгицэ вскочил, задев головой торбу с ячменем, подвешенную к морде коня, и испуганно крикнул:

— Кто там?

Никто не ответил. Только собака продолжала лаять. Потом, когда она затихла, до слуха парня донесся колокольный звон тележных колес.

Кто-то окликнул его вдалеке. Он узнал голос господина Томы. С Виторией приехал не только корчмарь, но и староста и стражник. Они остановились, распрягли кобылу, у самого парапета разожгли из хвороста костер.

— Свеча горит, Георгицэ? — спросила Витория.

— Должно, горит, — с сомнением ответил парень.

— Господи, сынок, как же ты не понимаешь такую вещь! Спустись и посмотри. Держи, я в церкви взяла этот фонарь с крестом. Затепли в нем свечу и пристрой в возглавии отца. И знай, что ни сегодня, ни завтра не позволено нам увезти его отсюда. Сколько бы времени ни потребовалось, будем стоять тут около него; я уж уговорилась с отцом Тудораке, чтобы он приехал и отслужил тут молебен.

— Отчего же нельзя его увезти? — хмуро справился парень.

— Нельзя, и все. У них свои порядки.

— У кого?

— У властей. Так у них заведено: все должно лежать нетронутым, покуда не приедет господин субпрефект, тот самый, которого мы видели в Фаркаше. И доктор, и господин прокурор.

— А зачем они должны ехать сюда? Им-то что за дело?

— До нас-то им нет дела. А вот мертвого они должны освидетельствовать, во всем разобраться. Увериться, что он и впрямь убит. А уж после начнут искать злодея. Я сперва закричала, чтобы они оставили меня в покое, позволили забрать мужа и свершить все по обычаю. Но тут встал господин Тома — вот он здесь рядом — и посоветовал смириться, не то судьи упрячут нас в тюрьму. Что же мне оставалось? Я и смирилась. Пусть поступают как знают, а потом отдадут мне покойника. И все: больше никаких дел не будет ни у них ко мне, ни у меня к ним.

— Не то говоришь, голубушка, — укоризненно заметил господин Тома. — Не со зла же они это делают. Такой у них порядок, чтобы найти убийцу.

— Не серчай, господин Тома. Неужто, осмотрев кости, узнают убийцу?

— Дело не только в осмотре. Ты и сама скажешь, что знаешь и кого подозреваешь.

— Я? — удивилась горянка и искоса взглянула на приехавших с нею людей. Потом замолчала, прикрыв рот ладонью. — Земной поклон тебе, господин Тома, за помощь, — добавила она ласково. — Сделай милость, отправь завтра сюда, по нашему уговору, священника. Заплачу, сколько скажешь, помощь твою за великую милость сочту. И уложи в подводе отца Тудораке двадцать хлебов, два кило маслин, десять селедок да водки пять литровых бутылок. И запиши их в свою книжицу, как записал и сегодняшние расходы. А я попотчую тех, кто пожалует сюда — посидеть в возглавии покойника да помянуть его: рюмкой водки, куском хлеба или еще чем. А теперь пора угостить старосту и стражника. Георгицэ, достань из-под сена в телеге господина Томы бутылку и принеси ее сюда к огню.

Люди обрадовались и одобрительно взглянули на женщину поверх костра. Витория налила им водки: все пили по очереди из одного и того же стакана, не забывая помянуть усопшего. Господин Тома сказал именно те слова, которых жаждало сердце Витории.

— Да простит господь Некифору Липану все вольные и невольные прегрешения и да упокоит его, хотя бы с этого часа.

При этих словах Витория сочла нужным прослезиться. Прежде чем выпить, она пролила наземь каплю — мертвому. Она так поступала давно, с тех пор, как ее пониманию открылась истина.

Парень спустился с фонарем в пропасть. Остальные стали дожидаться дневного света, сидя у костра, потягивая водку. Утром тоже спустились на дно оврага — осмотреть останки Липана.

Господин Тома воротился в деревню со стражником. По просьбе Витории он нанял ему лошадь и снова послал к господину субпрефекту Анастасе Балмезу — просить как можно быстрее исполнить все положенные формальности. Жена убитого слезно просила об том и готова возместить все расходы.