Румынская повесть 20-х — 30-х годов

— Помню, как же. Лупу звали его. Усердный, смелый пес.

— Вот видишь, господин Калистрат. А я знаю еще и то, что пес этот заступился за своего хозяина, когда он увидел, что жизнь его в опасности.

— Возможно, и заступился.

— Небось думаешь, что и собака сгибла?

— Не думаю. Скорее, пропала куда-то.

— И я того же мнения. Но коли пропала, то и найти ее можно.

— Ну, это дело помудреней будет.

— Не такое уж оно мудреное, господин Калистрат, коли на то будет господня воля. Выпей, сделай милость, и этот стакан. Рассказать, как все приключилось?

Все застолье молчало. Господин помощник префекта Балмез, задетый за живое, положил локти на рушник и, поворотив к говорившим левое ухо, которым слышал лучше, следил за происходящим краем глаза.

Поняв, что за ним наблюдают, Богза заволновался.

— Ты, я вижу, знаешь, чего я не знаю, — дерзко ответил он. — Что ж, коли знаешь, рассказывай.

— Я и скажу, господин Калистрат. Мой муж, стало быть, думал о своих делах да обо мне и не спеша ехал в гору к Кресту итальянцев.

Горянка замолчала.

— Что ж ты? — подтолкнул ее с улыбкой господин помощник префекта. — Что ж ты замолчала?

— Иной скажет, что он спускался в долину. Но я лучше знаю: ехал он в гору. Но был не один: собака была при нем. И еще рядом ехали двое. Один пришпорил коня и поехал вперед, чтобы посмотреть с вершины, нет ли встречных путников, другой шел позади Некифора Липана, ведя коня в поводу. А случилось это не ночью, а на закате, так и знайте. Иные думают, что такие дела вершатся ночью. А мне ведомо, что произошло это днем, на заходе солнца. Когда человек на вершине подал знак, что все ладно, никого не видать, пеший бросил повод коня. Достав из-под мышки чекан, он, неслышно ступая постолами, подошел сзади к Некифору Липану. Один раз ударил, но с такой силой, будто собрался повалить дерево. Липан вскинул руки: он не успел даже крикнуть, так и уткнулся в гриву коня. Повернув чекан, человек пнул рукоятью коня в пах и подтолкнул к краю пропасти. Тут собака метнулась к нему. Он ударил ее ногой. Конь вздрогнул от неожиданного толчка, напрягся и кувырком покатился в овраг. Собака последовала за ним. Сперва она злобно лаяла, потом, когда человек попытался было убить ее чеканом, скрылась в овраге и поползла вслед за хозяином. Вот как было дело. Человек вскочил на коня и поспешил к первому, который ждал наверху. Они пришпорили коней и ускакали, и никто не видел и не ведал ничего до сегодняшнего дня.

Горянка замолчала и, сжав губы, быстро взглянула в сторону жены корчмаря. Госпожа Мария, как и все застолье, сидела недвижно в немом ожидании. Люди кое о чем догадывались. Немало помогли тому ходившие слухи и намеки. Так что народ чуял, куда гнет пришлая горянка. Одного понять нельзя было: зачем говорит притчами, ходит кругом да около. Если что-то знает, пусть скажет, если кого подозревает, пусть назовет.

Так думал, все больше распаляясь, и Калистрат Богза. С самого начала, как он увидал ее, ему стало ясно, что жена овцевода затаила против него зло. Оставалось терпеливо выжидать. Мыслимое ли дело — распутать тайну, когда никаких следов не осталось! Посуетится, помается, а там и повернет обратно к дому.

Но она не желала угомониться. Сеяла слухи, строила глупые козни. Мутила жену Куцуя, нашептывала бог весть что Иляне. Будоражила людей всякими домыслами. Он терпел. Да и что он мог ей сделать? К тому же ее по-человечески жалко: бедная вдова искала следы сгинувшего мужа.

Уму непостижимо, как ей удалось найти тело в глухом и глубоком овраге. Еще удивительней были те слова, которые она не раз при нем повторяла. А теперь — этот рассказ.

Глупо, разуму противно предположить, что она была при этом. Еще того глупей думать, что мертвый заговорил. В наши дни никто такому не поверит. И все же эта женщина, что так на него наседает, рассказала в точности, как все было — шаг за шагом, поступок за поступком. Неужто и впрямь такое возможно, как уверяли Иляна и Гафица, пока не стали злобиться на них, — волховать, смотреть в такие зеркала, показывающие прошлое и настоящее? Да и пристало ли здоровому мужику верить в такие нелепицы? А впрочем, дыма без огня не бывает.

В конце концов, пусть откроет, откуда что узнала, пусть расскажет обо всем. Кое-что она, возможно, вытянула из жены Куцуя. Дрянь дело иметь таких дружков и подлых помощников. Да ведь и Илие Куцуй не видел в точности, как все происходило. Сам он, как ни странно, и то не знал в точности, как все было. Лишь теперь он уверился, что все произошло именно так, как она говорила.

В голове толклась сумятица мыслей, и Богза, заметив, что на него пристально поглядывают, выпил залпом стакан, потом второй.

Он почувствовал, что в нем нарастает отчаянная решимость. Бабе — бабье, а он мужчина. Никто еще до сих пор не посмел куражиться над ним.

— Отдай чекан, — сдерживаясь, сказал он, протягивая руку к Георгицэ.

— Погоди еще чуток, — осадила его женщина. — Празднику положен достойный венец. Что уставился, Георгицэ, на чекан? — спросила она, усмехаясь, — Али что на нем написано?