Русь: от язычества к православной государственности

К.Н. Леонтьев писал: «В нашей образованной публике распространены о Византии самые превратные, или, лучше сказать, самые вздорные, односторонние или поверхностные понятия. Наша историческая наука была до последнего времени незрела и лишена самобытности. Западные писатели почти все долго страдали… пристрастием или к республиканству, или к феодализму, или к католичеству и протестантству, и потому Византия самодержавная, православная и вовсе уже не феодальная не могла внушать им ни в чем ни малейшего сочувствия»[441]. Византия представлялась чем-то и «сухим, скучным, поповским, и не только скучным, но даже чем-то жалким и подлым»

[442]. Этот антивизантизм К.Н. Леонтьев развенчал и положил начало объективному исследованию византизма как уникального явления в мировой истории.

В ХХ в. антивизантийские мифы развенчивал Г.П. Федотов. Мыслитель писал: «В этой области мы сталкиваемся со многими «клише» и предрассудками, которые должны – частично, по крайней мере испариться, – при пристальном ее исследовании. Без сомнения, несправедливо считать, что средневековая Греция, или «Ромейская империя» как она себя величала, была варварским государством. Напротив, решительно можно утверждать, что до XII столетия византийская цивилизация превосходила цивилизацию Западной Европы. До 1000 г. – времени крещения Руси – Западная Европа была темной и отсталой провинцией единого христианского мира, центр которого определенно находился не в Риме, а в Константинополе. Последний был сокровищницей классической литературы, донесшей до нас древнеязыческие и христианские традиции Греции. Сохранение этих традиций составляет главную историческую заслугу Византии»[443]

. На христианском Востоке «традиция эллинистической культуры никогда не прерывалась»[444], а пресловутые интриги и перевороты, с помощью которых демонизируют Византию на Западе, были гораздо острее и составляли едва ли не самую характерную черту политической жизни западноевропейцев.

Антивизантизм Запада понятен, если учесть, что с его помощью расчищалась дорога к торжеству европоцентризма – доктрины, провозгласившей западноевропейское развитие цивилизационным эталоном, цивилизационной вершиной человечества. На этой основе формировались идеи насильственного насаждения европеизма в других регионах. Экспансия европейцев обосновывалась тем, что динамичная, творческая, свободная Европа выполняет по отношению к архаичному, «сонному» Востоку цивилизаторскую миссию, неся с собой свет знаний и подлинного искусства. В русле этой идеологии недопустимо признавать, что в течение 1000 лет этот свет лился на Европу и Евразию с Востока – исходил от Византии.

Между тем, как полагал К.Н. Леонтьев, именно с византизмом связаны истоки самобытности России. Мыслитель писал: «Мы знаем, например, что византизм в государстве значит самодержавие. В религии он значит христианство с определенными чертами, отличающими его от западных церквей, от ересей и расколов. В нравственном мире мы знаем, что византийский идеал не имеет того высокого и во многих случаях крайне преувеличенного понятия о земной личности человеческой, которое внесено в историю германским феодализмом; знаем наклонность византийского нравственного идеала к разочарованию во всем земном, в счастье, в устойчивости нашей собственной чистоты, в способности нашей к полному нравственному совершенству здесь, долу. Знаем, что византизм (как и вообще христианство) отвергает всякую надежду на всеобщее благоденствие народов; что она есть сильнейшая антитеза идее всечеловечества в смысле земного всеравенства, земной всесвободы, земного всесовершенства и вседовольства»[445]

.

Увлечение Леонтьева византизмом нередко относят к проявлению его консерватизма. Это так, если рассматривать византизм в негативном свете. Однако современные исследователи, в частности француженка Элен Арвейлер, раскрывают удивительный мир политической организации Византии. Византийцы были уверены, что их мир – это верное отражение и воспроизведение мира небесного с его ангелами, святыми, апостолами и пророками, окружающими Творца.

Как Вселенной правит Бог, так на земле правит «раб божий» – император. Социальная пирамида византийского общества замыкалась на императоре, так же, как небесная иерархия замыкалась на Боге. В социальной иерархии каждая группа и каждая личность имели свои места и ранг. Однако было достаточно простора и для личной инициативы. Место каждого в общественной иерархии зависело от личных заслуг, и даже императорская должность с точки зрения византийской неписаной конституции была открыта любому гражданину империи независимо от того, абориген ли он или чужеземец, европеец или азиат, ему достаточно быть христианином, чтобы иметь доступ ко всем постам имперской администрации.