Иосифа Волоцкого нельзя обвинить в равнодушии к жизни мирян. Напротив, монастырское землевладение он рассматривал как возможность создать «зону» справедливости, милосердия и благотворительности. Г.В. Флоровский пишет: «Он был великим благотворителем, “немощным сострадателем”, и монастырские “села” защищал он именно из этих филантропических и социальных побуждений. Ведь “села” он принимает от владущих и богатых, чтобы раздавать и подавать нищим и бедным. И не только от страха, и не только из чувства долга, но именно из милосердия Иосиф благотворит, и обращает свою обитель то в сиротопитательницу, то в странноприимный дом, и учреждает “божедомье” в погребенье странным»[696]
. Сам Иосиф вел строго аскетический образ жизни – в питании, простоте одежды и скудности обстановки в келии. Он строго следил, чтобы монахи основную часть жизнеобеспечения зарабатывали личным трудом на различных монастырских и хозяйственных работах.Иосиф Волоцкий – один из самых образованных людей своего времени. Он собрал в монастыре обширную библиотеку. «Но при всей своей книжности Иосиф равнодушен к культуре или точнее сказать, в культуре он только приемлет, что подходит под идеал благочиния и благолепия, но не самый пафос культурного творчества»[697]
. В понимании человека Иосиф Волоцкий исходит из принципа его «обожения». Человек – «венец творения», некое плотское божество. Он носит в себе душу, слово и ум. Это тоже своеобразная троица, где душа – отец, слово – сын, а ум – Дух Святой. Такая трактовка человека подчеркивала, что на нем лежит особая ответственность за характер и суть своего бытия в мире. Не отрицал Иосиф Волоцкий и свободу воли, но она достижима только через преодоление страстей, свойственных человеку, которые могут увести на богопротивный путь. Свобода воли – не просто выбор человеком своего жизненного пути, но прежде всего воля в преодолении своих духовно-нравственных несовершенств. Вместе с тем воззрения Иосифа Волоцкого оказались крайне догматизированы и вариантов творческого прочтения основ православия оказывалось весьма мало.Другое отличное от иосифлян течение в русском православии представляли нестяжатели, которых также называли «заволжские старцы» во главе с выдающимся подвижником Нилом Сорским. Они развивали традиции монашеской жизни, заложенные святыми Феодосием и Сергием Радонежским, сохранили смиренную кротость, нестяжание, любовь к уединению, богомыслие. Их идеалом становится «нестяжание в самом строгом смысле не личного, а монастырского отказа от собственности»[698]
.Полная независимость от мира давала им право судить мир. Излюбленная Нилом Сорским форма аскезы – аскеза нищеты. Отрицание собственности для него не только монастырский, но общецерковный идеал. В бедности он видел верность евангелическому образу Христа. Монахи должны кормиться исключительно своими трудами. Внешняя аскеза должна сочетаться с внутренней аскезой, постоянной «умной молитвой». Нил Сорский во многом руководствовался традицией греческой мистики: сказались годы пребывания на Афоне и глубокое знание трудов греческих богословов, изучению которых он посвятил годы интеллектуального труда.
Нил Сорский – проповедник христианской любви к ближнему, прощения и покаяния, стойко противился казням даже еретиков, отстаивая заповедь «не убий». Не навязывая своих идей, действуя только примером, Нил Сорский заложил основы нравственно-мистического направления в религиозной жизни, когда цель духовного совершенства достигается борьбой с мирскими страстями, отодвигая на второй план мистику как средство защиты верующего от несправедливости окружающего мира.
Примечательно, что согласно уставу Сорского скита, в него не принимали неграмотных людей, так как иноки наряду с молитвами и трудом были обязаны изучать священные книги и богословские труды. Вера должна не провозглашаться, а осознаваться, наполнять все естество человека. Если Иосиф Волоцкий стремился укреплять веру иноков твердым монастырским уставом и строжайшей дисциплиной, то Нил Сорский эту же задачу решал через осмысленное укоренение в вере. Он – сторонник аскезы, но в отличие от Иосифа Волоцкого аскезы мягкой, без изнеможения души и тела.
Нил Сорский утверждал, что и в миру возможна праведная жизнь и обретение спасения, то есть бессмертия, в Царстве Божьем. Для этого мирянам, как и инокам, необходимо преодолеть восемь страстей: чревоугодие, блуд, «недуг сребролюбия», гнев, скорбь, уныние, тщеславие, гордость. Давая характеристику каждой страсти, «он ссылается на труды Симеона Нового Богослова, Григория Синаита и Иоанна Лествичника, тем самым подтверждая генетическую связь своего учения с традициями русского иночества, опиравшегося в первую очередь на указанных теоретиков религиозно-нравственного совершенства»[699]
. По определению Г.В. Флоровского, Нил Сорский «живет отеческой традицией, она жива и оживает в нем»[700].