Память о Романе на протяжении нескольких веков сохранялась в Новгороде в устной традиции, произведениях литературы и искусства. Это было связано с особым отношением новгородцев к победе над суздальцами в 1170 г., ставшей в период обострения противостояния с Москвой в XIV–XV вв. историческим символом могущества и независимости Новгорода. Память о Романе была также связана с особым почитанием чудотворной иконы Знамение Богоматери и Знаменским культом вообще: победу над суздальцами новгородцы, по преданию, одержали благодаря помощи этой иконы. В честь нее в средневековом Новгороде возводились храмы (церковь Знамения Богоматери, Знаменский собор), а явленное ею чудо стало поводом для создания ярких произведений литературы («Сказание о битве новгородцев с суздальцами») и живописи (икона «Чудо от иконы Знамение Богоматери»). Память о Романе поддерживалась также в связи с особым почитанием святителя Иоанна, первого новгородского архиепископа, вместе с князем руководившего обороной города в 1170 г.
Отсутствие упоминаний о проекте Романа в летописании Киевской, Владимиро-Суздальской и других древнерусских земель имеет вполне правдоподобное объяснение. Причиной замалчивания документа скорее всего стало негативное восприятие изложенных в нем инициатив при дворах русских князей — адресатов Романа. И если начальная часть Галицко-Волынской летописи, которая должна была повествовать о деяниях Романа в качестве галицко-волынского князя, не дошла до нашего времени, то едва ли не единственным местом на Руси, где могла сохраниться память о предложенном им проекте «доброго порядка» и некоторых других связанных с ним событиях, был Новгород.
На наш взгляд, вполне надежное объяснение, данное к тому же самим Татищевым, имеет замена имени информатора (Еропкина на Хрущева) в примечании и появление новых смысловых деталей в основном тексте проекта Романа во второй редакции «Истории Российской». По собственному признанию историка, оставшемуся вне поля зрения современных критиков, в процессе работы над второй редакцией «Истории» в его распоряжении оказались некоторые ранее утраченные и вновь найденные материалы, полученные в свое время от А.Ф. Хрущева. Это были выписки из принадлежавшей ему Смоленской летописи и других источников.
Замена Еропкина на Хрущева в примечании к проекту Романа находится в непосредственной связи с записью об обнаружении утраченных ранее выписок Хрущева (в примечании к сообщению о событиях 1237 г.), поскольку обе правки — одна в виде исправления, другая в виде приписки — внесены собственной рукой Татищева в один и тот же список «Истории». В том же Воронцовском списке примечаний рукой Татищева сделана приписка о совместном с Хрущевым переводе проекта Романа с «древнего наречия» на современный язык.
Весь текст сообщения о проекте Романа содержится на более новых (поздних) листах Академической рукописи (на с. 458–459 оригинальной нумерации), вставленных на последнем этапе подготовки рукописи вместо старых листов, изъятых при переписывании. По характеру письма (увеличение количества строк и уменьшение размеров букв и расстояния между ними) текст на этих листах резко выделяется даже среди других заново переписанных страниц, значительно (почти в полтора раза) превышая обычную норму вместимости страницы Академической рукописи.
Но даже если допустить, что для вставки нового текста переписчиком был использован весь ресурс заново переписанных листов, учитывая с. 457 и 460, мы все равно не сможем достичь объема текста всего сообщения о проекте Романа. Вместить полностью текст сообщения в пределах отведенных для этого страниц технически невозможно, даже с использованием всех ухищрений переписчика.
Единственным, на наш взгляд, способом рационального объяснения включения в рукопись полного текста сообщения о проекте 1203 г. может быть предположение, что на том же месте в Академической рукописи ему предшествовал другой текст аналогичного содержания, но меньший по объему, который и подвергся замене при переписывании соответствующих страниц. Следовательно, текст сообщения о проекте лишь частично может считаться позднейшей вставкой, расширяющей предшествовавшее ей краткое сообщение. При таких обстоятельствах говорить о подложности проекта, составленного будто бы самим Татищевым в 1746 г. (то есть через несколько лет после казни его информатора, предоставившего выписку из новгородской летописи), нет оснований.