Как только вся процессия оказалась внутри, двери накрепко заперли, оставив снаружи двоих громил осаживать грозным взглядом всякого, кто осмелится подойти.
Для представлений русалки был выбран шестой зал, что вынуждало зрителей сначала пройти через множество прочих экспозиций. Барнум не желал, чтобы посетители, повидав русалку, тут же покидали бы музей. В конце концов, надо было распродавать путеводители, а какой от них толк, если публика не оценит остальные экспонаты.
– А ещё, – говорил Барнум Амелии ранее, – рано или поздно вы меня покинете, верно? Но билеты-то продавать всё равно придётся. Если тому, кто придет на вас посмотреть, приглянутся другие экспонаты, он расскажет друзьям о музее Барнума, что туда стоит заглянуть в воскресенье после обеда и потратить четвертак.
Вход в зал русалки преграждала масштабная копия гравюры, напечатанной в рекламных буклетах Барнума, с изображением трёх прелестных русалок, одна из которых кокетливо расчёсывала волосы. Копия была выполнена на длинном развевающемся холсте, закреплённом у потолка.
Этот занавес практически полностью закрывал обзор, видимо, чтобы сильнее будоражить воображение. Эффект удваивался при виде огромного белого указателя с другим изображением русалки, ожидавшим посетителя сразу же за поворотом. Рядом с рисунком была табличка с описанием встречи доктора Гриффина с русалкой в водах близ Фиджи.
Под ним, надёжно укрытая в стеклянной витрине, лежала небольшая записная книжка доктора в кожаной обложке, открытая на страницах с описанием удивительного открытия и небольшим наброском портрета русалки. Леви нарисовал её сам, и Амелия поразилась, как точно он уловил облик. На рисунке она была самой собой – русалкой, неземным существом, а не прекрасной дивой, которой Барнум заманивал зрителей.
Больше в дневнике ничего не было. Барнум придал книжке потрепанный вид, смял переплёт и сбрызнул поля соленой водой, чтобы бумага покоробилась. Получилась как бы настоящая записная книжка путешественника, но это была всего лишь очередная подделка.
На каждом шагу зрителя поджидали витрины с очередными экспонатами – ожерелье из ракушек, якобы подаренное русалкой доктору Гриффину, копия письма доктора, отправленного в лондонский лицей, и так далее. Последним препятствием перед желающими добраться до аквариума, вдвое большего, чем установленный в Концертном зале, была совершенно высохшая мумия с рыбьим хвостом, которую приятель Барнума Кимбол уже давным-давно предлагал выдать за русалку.
Ужасное зрелище, но все репортеры уставились на неё как зачарованные, а потом начали допытываться у Амелии, что она чувствует при виде одного из своих умерших предков. Хотя она не проронила ни слова, они не прекращали попыток в надежде получить ответ из первых уст.
Все эти извилистые проходы образовывали некое подобие лабиринта, нарочно замедляющего продвижение посетителей, не давая им ринуться прямиком к аквариуму, который даже не был виден до самого последнего поворота. И конечно, кругом будет расставлена охрана, чтобы ни у кого и в мыслях не было лезть за Амелией в аквариум.
Амелия была вынуждена отдать Барнуму должное – планируя расстановку экспонатов в зале русалки, он потрудился на славу, чтобы подогреть интерес публики. К тому же напирающие сзади никому не дадут надолго задержаться возле аквариума, загораживая вид остальным, и вынудят пройти в следующий зал.
Благодаря этому гениальному решению, музей сможет вместить большее количество людей, а чем больше людей, тем больше проданных билетов. Амелии бы следовало этому радоваться, ведь согласно контракту, ей причитается доля с продаж, а Леви заверил, что ведёт тщательный учёт финансов Барнума. Но почему-то мысли о долларах и центах не утешали ее так, как Барнума, то и дело мерещились глаза, бесконечная вереница любопытных глаз проходящих мимо аквариума людей.
– Может быть, русалка тоже что-нибудь продемонстрирует? – предложил Барнуму один из репортеров.
Взгляды присутствующих разделились между Барнумом и Амелией, и ей вдруг стало неуютно оттого, что она оказалась единственной женщиной в толпе мужчин, бросающих на неё оценивающие взгляды. Казалось, они проникают сквозь одежду, и её так и тянуло отвернуться. Но нет, им не заставить её стыдиться самой себя, не превратить в обычную женщину.
Она притворилась, что не понимает, о чем говорил тот человек и стала смотреть каждому по очереди прямо в глаза, пока они не отводили взгляда.
Барнум сказал:
– Я думаю в демонстрации нет необходимости. Друзья, ведь вы же наверняка видели представление в Концертном зале на этой неделе.
– То, что я видел, до сих пор не укладывается в голове, – сказал один из репортеров. – Как происходит превращение? Как это вообще возможно?
– Господь создал много чудес, прежде чем почил от всех дел Своих в день седьмый, – сказал Барнум.
Амелия диву давалась, как легко очередная ложь слетала у него с языка. Он даже ни на минуту не задумывался.
– Доктор Гриффин, но вы естествоиспытатель. Что вы об этом думаете?