Фактически посольство было актом политическим, но формально его главной целью была объявлена цель коммерческая — установление торговых отношений. Лаксман-сын вёз в Японию письма всего-то от иркутского генерал-губернатора, подарки от его же имени и подарки отца к трём японским учёным.
Увы, впоследствии посольство Адама Лаксмана оказалось забыто настолько, что даже в основательной монографии Василия Михайловича Пасецкого «Иван Фёдорович Крузенштерн», вышедшей в издательстве «Наука» в 1974 году под редакцией академика Окладникова, говорится об «экспедиции академика К.Г. Лаксмана». Сына спутали с отцом… А вот в труде 1953 года «Русские мореплаватели», содержащем капитальную биографическую справку на без малого пятьсот сынов России, в разное время ей послуживших, сведения о Лаксмане Адаме Кирилловиче (Эриковиче) есть, и там указано: «первый русский посланник в Японию». В том же труде есть справка и о Ловцове — «исследователе Охотского моря», который, «командуя транспортом «Екатерина», плавал из Охотска в Японию к о. Хоккайдо вместе с А.К. Лаксманом…». Но там Ловцов почему-то назван Григорием, хотя в документах посольства Лаксмана ясно стоит: «штурман прапорщик Василей Ловцов».
Вернёмся, однако, в век XVIII…
9 октября 1792 года «Св. Екатерина» вошла в гавань Немуро на северном берегу острова Хоккайдо. И застряла там на девять месяцев. За это время, как говорится, родить можно, и японцы всё это время «рожали» ответ русскому посланцу.
Недостатка посольство ни в чём, правда, не испытывало, но переговоры были удручающе медленными. Лишь 29 апреля 1793 года в Немуро прибыло японское посольство из двухсот (!) человек с ответом от императора. Лаксману предлагалось в сопровождении всей этой оравы доставить двух своих подопечных в самый южный порт Хоккайдо — Мацумаэ, причём на японском судне.
Реакция Лаксмана на последнее предложение доказывает, что Адам — сын Кирилла проявил себя блестящим дипломатом. Девять месяцев он был бесконечно терпеливым, а тут стал жёстко неуступчивым и заявил, что так или иначе поехал бы морем в Хакодате — порт в сотне километров к северо-западу от Мацумаэ. В результате 4 июля 1793 года Лаксман отправился предписанным ему маршрутом в Хакодате на собственном — посольском судне.
В Хакодате власти приняли его тоже исключительно любезно, но абсолютно изолировали от каких-либо контактов с жителями. Кортеж составляли теперь уже почти полтысячи человек, и все они 13 июля двинулись в Мацумаэ по суше. Лаксмана и двух возвращённых Японии её сынов несли в богатых паланкинах. И прибыли они в Мацумаэ 17 июля 1793 года.
Начались переговоры о церемониале представления, щедро сдобренные упрёками за то, что русские явились вопреки законам страны в порт, куда иностранцам доступ запрещён. Официально же представляться предлагалось босиком и говорить лёжа на животе, но — не императору, об этом и слышать не хотели.
Лаксман, похоже, и отшучивался, и отругивался, но — таким образом, что внушал симпатии, и когда через два десятка лет на Хоккайдо оказался капитан-лейтенант Василий Головнин (его история заслуживает отдельных строк и тоже будет рассказана), Лаксмана вспоминали живо и дружески.
В итоге он добился разрешения для одного русского корабля раз в год приставать в порту Нагасаки. 23 июля 1793 года Лаксману был вручён «лист о позволенном ходе в Нангасакскую гавань», где позволялось «всероссийского государства одному судну вход в гавань Нангасакскую». В «листе» подчёркивалось, что ввиду «нетерпимости в нашем государстве веры християнской» никаких обрядов русские публично совершать не должны и кресты («знаки») обязаны не демонстрировать. В другом — пространном — «листе» объявлялось о запрещении плавать вдоль берегов Японии, но если знать историю Японии, можно понять, что успеха Адам добился тогда всё же невероятного. До этого подобной привилегией — приходить в Японию хоть как-то — почти два века пользовались в Японии только голландцы!
Получив упомянутые выше «листы» и вернувшись в Хакодате, Адам Лаксман 11 августа 1793 года вышел в море — курсом на Россию.
Значение сделанного Лаксманом-сыном подтверждается тем, что в «сталинской» БСЭ есть статья о нём, где он прямо назван «главой первого русского посольства в Японию». Но вот в одной из книг новейшего академического пятитомника «История внешней политики России (конец XV в. — 1917)» — в той, которая охватывает первую половину XIX века и издана в 1995 году издательством «Международные отношения», посольство Лаксмана оценивается почему-то как безрезультатное — без необходимых (и даже обязательных в данном случае) комментариев.