Русская литература от олдового Нестора до нестарых Олди. Часть 1. Древнерусская и XVIII век

Задумайтесь над этим парадоксом: как только появляется физический носитель информации, более мощный, чем предыдущий, так в культуру стремительно врывается шквал бескультурья. Но бескультурье древнее проходят в вузе, а бескультурье современное принято осуждать. Хотя статья про «олбанский язык» в Вики уже есть, ура.

Знаете, я сегодня решила перечитать эти самые повести плутовские. Перечла. По-древнерусски. Гм, как это было у классика… «как будто бы в Отечестве с друзьями, своя провинция». Та же самая малограмотность, то же самое косноязычие, которые сейчас в родном Тырнете, тот же канцелярит, которым пытаются изобразить образованность. Я вас уверяю, что в XVII веке проблема «малообразованные люди дорвались до того носителя информации, который все стерпит», стояла ровно так же! За что спасибо, в одном случае, советской казенной культуре, в другом случае спасибо Великим Минеям Четьям и всем подобным предприятиям XVI века, которые напрочь убили всё «неправильное».

Я еще не иссякла ругаться, не думайте обо мне так хорошо. Мы имеем еще одну чрезвычайно любопытную проблему. Наша дорогая советская культура была, как вы знаете, рабочее-крестьянской. И, соответственно, всё, что соответствует простому народу, это ура и круто. И поэтому, ежели царь выражается как простолюдин, это учебник сразу поднимает на ура. А надо бы на вилы поднимать! (Но на вилы поднимал Курбский. Из Польши. Длинные рукоятки у вил… И то не хватило.) Давайте посмотрим, чем нас осчастливил учебник. Как я говорила, учебник у меня 1956 года – эталон советской идеологии. «Грозный не стесняется бранных выражений…» Это его учебник хвалит, поймите меня правильно. И далее: «…“собака”, “собачий

”, “пес” и пр. Он употребляет разговорные выражения “аз на то плюнул”, “а он мужик очюнной врет, а сам не ведает что”. Он пользуется поговорками, пересыпает речь восклицаниями: “ох!”, “увы!”, “горе ей!”» Умилительная картина: царь ругается как простой человек. И в этом умилении воспитано поколение наших родителей, что говорить о нас?! Мы выучили, что просторечие – это достоинство, и сказали учебнику: «Аффтар, выпей йаду!»

А теперь стоп – двадцать первого века хватит, мы возвращаемся в шестнадцатый.

По поводу «пса» и «собаки». Почему это бранное выражение? Я прошлый раз специально эти жуткие ругательства убирала из текста, цитируя вам Грозного. Чтобы не отвлекаться. Итак, вы должны понять, что любая матерщина меркнет по сравнению с этим гнуснейшим оскорблением (и, кстати, в известной фразе про «…твою мать» табуировано самое страшное слово – слово «пес», которое там подлежащее; да, оно такое ужасное, что его не смели произносить в матерной ругани). Вы уже дрожите? Отлично, переходим к строгой науке.

Я объясняю это в связи с двумя персонажами мировой культуры, один – Грозный, а второй – Гомер, который тоже словом «пес» в разных выражениях очень жестко ругается. Надо понимать следующее. Собака на протяжении практически всей истории человечества была животным, которое в дом не впускали. Все разновидности домашних собачек – это явление века примерно с восемнадцатого, и в Европе, а не на матушке-Руси. Собака – падальщик. Я всегда по этому поводу цитирую новгородскую летопись о голоде в Новгороде, и в переводе интересующий нас пассаж звучит так: «И было горе. На торгу множество трупов, по улицам множество трупов. Не могли псы съесть все трупы». Я выдержу паузу, чтобы вы представили себе эту картину.

По улицам городов всегда бегали бродячие собаки. Сталкивались с ними? Даже в начале двухтысячных в Москве были очень страшные стаи бродячих собак. На меня однажды они хотели напасть, но я вела себя достаточно корректно, и всё обошлось. Читаем рассказы путешественников двадцатого века: в городе, на окраине, бродячий пес, гоняющий какой-нибудь череп с остатками волос, это нормально. На кладбище не очень глубоко в землю зарывали. А если даже глубоко зарывают, то нищий сдохнет на улице, вот тебе и пожива для бродячих собак.

Дворовые псы – дело другое, конечно, но они не были милым другом хозяина, они сидели на цепи, и отношение к ним было соответствующим. В деревне до конца двадцатого века собака – нечистое животное.