Русская Литература XIX века. Курс лекций для бакалавриата теологии. Том 2

От разрушительного влияния крепостнического произвола спасало Тургенева надежное покровительство людей из народа. Доморощенный актёр и поэт Леонтий Серебряков стал для мальчика настоящим учителем родного языка и литературы. Впоследствии Тургенев так вспоминал о самых счастливых мгновениях своего детства: «Невозможно передать чувство, которое я испытывал, когда, улучив удобную минуту, он внезапно, словно сказочный пустынник или добрый дух, появлялся передо мною с увесистой книгой под мышкой и, украдкой кивая длинным кривым пальцем и таинственно подмигивая, указывал головой, бровями, плечами, всем телом на глубь и глушь сада, куда никто не мог проникнуть за нами и где невозможно было нас отыскать!.. Раздаются наконец первые звуки чтения! Всё вокруг исчезает… нет, не исчезает, а становится далёким, заволакивается дымкой, оставляя за собою одно лишь впечатление чего-то дружелюбного и покровительственного! Эти деревья, эти зелёные листья, эти высокие травы заслоняют, укрывают нас от всего остального мира; никто не знает, где мы, что мы – а с нами поэзия, мы проникаемся, мы упиваемся ею, у нас происходит важное, великое, тайное дело…»

Юность

В начале 1827 года Тургеневы переехали в Москву, в собственный дом на Самотёке: пришла пора готовить детей к поступлению в высшие учебные заведения. Тургенев учился в частном пансионе Вейденгаммера, а в 1829 году, в связи с введением нового университетского устава, в пансионе Краузе, дававшем более глубокие знания древних языков.

Летом 1831 года Тургенев вышел из пансиона и стал готовиться к поступлению в Московский университет на дому с помощью известных московских педагогов П. Н. Погорельского, Д. Н. Дубенского, И. П. Клюшникова, начинающего поэта, члена философского кружка Н. В. Станкевича.

Годы учёбы Тургенева на словесном отделении Московского (1833–1834), а затем на историко-филологическом отделении философского факультета Петербургского университетов (1834–1837) совпали с пробудившимся интересом русской молодёжи к немецкой классической философии и «поэзии мысли». Тургенев пробует свои силы на поэтическом поприще: наряду с лирическими стихотворениями он создаёт романтическую поэму «Стено», в которой, по позднейшему признанию, «рабски подражает» «Манфреду» Байрона. Среди петербургской профессуры выделяется Пётр Александрович Плетнёв, друг Пушкина, Жуковского, Баратынского, Гоголя, специалист по истории русской словесности. Ему он и отдаёт на суд свою поэму, за которую Плетнёв пожурил, но, как вспоминал Тургенев, «заметил, что во мне что-то есть! Эти два слова возбудили во мне смелость отнести к нему несколько стихотворений…» Два из них – «Вечер» и «К Венере Медицейской» – Плетнёв отобрал и опубликовал в перешедшем к нему после гибели Пушкина журнале «Современник» (№ 1 и 4 за 1838 год).

Плетнёв не только одобрил первые опыты Тургенева, но и стал приглашать его к себе на литературные вечера, где начинающий поэт встретил Пушкина, общался с А. В. Кольцовым и другими русскими писателями. Смерть Пушкина потрясла юношу: он стоял у его гроба и, вероятно, с помощью А. И. Тургенева, приятеля отца, упросил Никиту Козлова срезать локон волос с головы поэта. Этот локон, помещённый в специальный медальон, Тургенев хранил всю жизнь.

Во время учебы в Петербургском университете Тургенев остро пережил одну за другой потери близких людей. В 1834 году скоропостижно скончался отец, затем – восемнадцатилетний друг Михаил Фиглев. В апреле 1837 года умер тяжело больной младший брат Сергей (1821–1837). Удары слепой и равнодушной к человеку силы укрепляли мысль о несовершенстве земного миропорядка, подкрепляли давно пробудившийся интерес Тургенева к философским вопросам. В Тургеневском переводе стихотворения Байрона «Тьма» (1845) речь идёт, например, о конце земной истории. Гаснет солнце, и люди жгут леса, жгут дома, чтобы согреться. В зареве догорающих пожаров начинается кровавая борьба за существование. Люди умирают от ужаса, от холода и голода, от вражды. Жизнь на земле прекращается. Исчезает луна, и поверхность морей, лишённая приливов и отливов, застывает в стеклянной неподвижности. Наступает тьма…

В студенческие годы, на выпускном третьем курсе, Тургеневу пришлось слушать лекции Н. В. Гоголя по истории Средневековья. «Это преподавание, правду сказать, происходило оригинальным образом. Во-первых, Гоголь из трех лекций непременно пропускал две; во-вторых, даже когда он появлялся на кафедре, – он не говорил, а шептал что-то весьма несвязное, показывал нам маленькие гравюры на стали, изображавшие виды Палестины и других восточных стран, и всё время ужасно конфузился. На выпускном экзамене из своего предмета он сидел, повязанный платком, якобы от зубной боли, – с совершенно убитой физиономией – и не разевал рта. Спрашивал студентов за него профессор И. П. Шульгин».