Ключевую роль в мировом процессе одухотворения Вселенной наряду с искусством играет, по Шеллингу, любовь. Это универсальное чувство, просветляющее мир. Любовь между мужчиной и женщиной – одно из могущественнейших проявлений всеобщего мирового закона любви, усилием которой творится, совершенствуется и одухотворяется мироздание. Поэтому люди тургеневского поколения обожествляли это чувство, видели в нём небесный дар. А любящий человек в их глазах представал как счастливец, отмеченный особым вниманием Творца.
Немецкая классическая философия смотрела на историю человечества как на развитие от состояния, в котором нет свободы, а сознание людей помрачено злом, к торжеству правды и добра. «Всемирный дух, – писал Гегель, – никогда не стоит на одном месте. Он постоянно идёт вперёд, потому что в этом движении вперёд состоит его природа. Иногда кажется, что он остановился, что он утрачивает своё стремление к самопознанию. Но это только так кажется. На самом деле в нём совершается тогда глубокая внутренняя работа, незаметная до тех пор, пока не обнаружатся достигнутые ею результаты, пока не разлетится в прах кора устаревших взглядов и сам он, вновь помолодевший, не двинется вперёд семимильными шагами».
Русским юношам 1830-х годов, тяжело переживавшим политическую реакцию, наступившую в России после подавления декабристов, такая философия давала веру в грядущие перемены. И в Берлине, в кружке русских студентов, говорили не только о «Всемирном духе», но и необходимости общественных преобразований. А однажды участники кружка, взявшись за руки, дали «торжественное обещание» посвятить все силы борьбе за отмену крепостного права. Это была клятва, которую Тургенев называл «аннибаловой»[3]
.Молодость
В 1843 году, вскоре после возвращения из Берлина, Тургенев познакомился с В. Г. Белинским, высоко оценившим его поэтическое творчество. Весной 1843 года, уезжая в Спасское, через посредников Тургенев передал Белинскому на суд свою поэму «Параша», только что вышедшую в Петербурге отдельным изданием за подписью «Т. Л.». Молодой поэт решился на очень рискованный поступок. Ведь именно в эти годы Белинский объявил последний бой романтизму и со всею силою своего критического темперамента обрушился на поэтическое «лепетание в стихах», производя, по словам А. И. Герцена, настоящие разгромы в умах читателей. «Проглотят очередную статью с лихорадочным сочувствием – и трех-четырех верований как не бывало».
И вот уже в Спасском в майской книжке «Отечественных записок» Тургенев прочел отзыв Белинского о своём произведении: «один из прекрасных снов на минуту проснувшейся русской поэзии», «глубокая идея», «стих обнаруживает необыкновенный поэтический талант»!.. Такого Тургенев не ожидал и, вероятно, почувствовал больше смущения, чем радости. «И когда в Москве, – вспоминал он, – покойный Киреевский подошёл ко мне с поздравлениями, я поспешил отказаться от своего детища, утверждая, что сочинитель “Параши” не я».
Знакомство с Белинским переросло в искреннюю дружбу. «На меня действовали натуры энтузиастические, – говорил Тургенев. – Белинский принадлежал к их числу». В свою очередь Белинский ценил в Тургеневе блестящую философскую подготовку и чутье к русской жизни: «Вообще Русь он понимает, – замечал критик. – Во всех его суждениях виден характер и действительность. Он враг всего неопределённого, к чему я довольно падок».
Идейный вдохновитель будущих «Записок охотника», Белинский с ревнивой и трогательной заботой следил за становлением писательского дарования Тургенева, укреплял его антикрепостнические убеждения, направлял художественные поиски по демократическому руслу. В разговорах Белинский неоднократно убеждал Тургенева обратиться к изображению народной жизни. «Народ – почва, хранящая жизненные соки всякого развития; личность – плод этой почвы», – говорил он.
Летние месяцы Тургенев проводил в деревне, предаваясь охотничьей страсти. Он подружился с крестьянином-охотником Афанасием Алифановым, который, как живая газета, развёртывал перед Тургеневым хронику деревенской жизни. Охотники, в отличие от дворовых, в силу страннического образа жизни в меньшей степени подвергались развращающему влиянию помещичьей власти. Они сохраняли вольный и независимый ум, чуткость к жизни природы, чувство собственного достоинства. Наблюдая за жизнью крестьянства, Тургенев замечал, что крепостное право не уничтожило живых народных сил, что в «русском человеке таится и зреет зародыш будущих великих дел, великого народного развития». Но чтобы уловить это, надо проникнуться сочувствием к русскому мужику, «родственным к нему расположением, наивной и добродушной наблюдательностью». Охота превращалась для Тургенева в удобный способ изучения всего строя народной жизни, внутреннего склада крестьянской души, не всегда доступной стороннему наблюдателю.