Русская сказка. Избранные мастера

У Меньшикова дочь красавица была. И был садовник при доме, уж пожилой человек. Меньшиков просил его посмотреть за Лидой, когда она на прогулку выходит. Этот садовник проходил Петроградом и встречается с Петром Первым — императором. «А, постой-ка приятель! Ты где служишь, каким солдатом?» — «Служу у графа Меньшикова, ваше императорско величество!» — «А, постой-ка, друг, я давно встречи ждал с тобой: расскажи, как Лида у Меньшикова, куда ходит на балы? Как бы мне свидаться с ней, поиметь знакомство?» — «Не знаю, как, ваше императорско величество: строго блюстя́т родители ее, и я приставлен смотреть, когда она по саду прогуливатся». — «А ты мне помоги, я тебя награжду

, и могу на свободу тебя отпустить, что ты вот доживешь до старости и уедешь домой». — «Не знаю, ваше императорско величество!» — «Не знаешь ты, когда Лида ходит гулять?» — «А на закате она ходит — говорит — купаться в бассейн». — «А как она там, затворяется на крючок, али так, просто?» — «А не знаю, ваше императорско величесто!» — «Если завтра можно будет ее увидать?» — «Я не могу вам объяснить, императорско величество, а только вы следите сзаду сада; я калиточку не запру, а штобы мне не наделать шуму, я удалюсь; а вы там заходите и делайте, как вам надо!» — «Ладно», говорит: «я тебя награжду» (графы, первые шишки были по сеноту).

Ну, тогда Петр день, два караулил; Лида купалась, а все у ей бассейна была заложена на крючке; и только на третий день она очень разгорелась; гуляла по саду, забегает в бассейну и забыла запереть. Только разделась, как он — хлоп к ней! дверь на крючок. Она скрестила руки и говорит: «Што вы, император, делаете?» — «Я ничего не делаю!» — «Да разве можно такое похабство над девушкой?» — «Ну што, тут ничего такого нет»...

кладет ее на площадку...

Встает уходить. «Нет, постой», говорит: «император не уходи, и ты теперь искупайся со мной!» Ну, он не противился: разделся, залез в бассейну. Она достает из кармана его именные часы и перстень: «Вот, император, если у меня родится сын, — ему часы, если дочь — то перстень». — «Што ты», говорит Петр: «да это позор будет мне и тебе, как узнают!» — «Тебе — не знаю, а мне не позор: уж я наплевала отцу в бороду!» — «Ну, што ж», говорит Петр: «пусть по твоему!» — «Так вот, император, часы и перстень для памяти». — «Ну, до свиданья, не сердись на меня, што я тебя укараулил». — «А раз ты мог такой момент словить, то што я могу сделать: я девушка беззащитная».

Уехал, получил свое удовольствие. Ну, то, бывало, Меньшикова Лида поздравляла с добрым утром, а теперь её отец будил каждый день. «Што это ты, Лида, какая-то сонная?» — «Ничего, так», говорит: «я, папа». Прошло месяца четыре с половиной, тут уж ей толчок сделали ножки. Приходится што-то придумывать.

Ну, как у женщины молодой, графини, была у ней мамка. Когда один раз эта мамка у ей в светлице, подзывает она её: «Знаешь што, мамка, можешь ты мою тайну сохранить? Со мной такой грех случился...

Ты должна помочь в моем греху». — «Да што ты, матушка, да я гля тебя во всяким рази, што только тебе будет угодно». — «Устроим так: я сделаюсь больной, месяца два полежу, ты способствуй мне перед папашей. Я такую солью штуку-пулю, а потому, вобче, — лекарство я буду в таз, а ты — в помойну яму выливать. Я себя на три года в монастырь, ты — со мной. Куда я, туда ты со мной».

Ну, вот, она давай хворать, хворать, чахнуть, чахнуть, — потом до того, — приходит отец Меньшиков — давай ее лечить, но только нет никакого ей облегчения. «Нет, никакие меня медикаменты не вылечут», говорит она отцу: «я сон видела во сне; я посвятить должна себя в монастырь, на три года. Какой-то старец являлся мне: иди, говорит, в монастырь, и ты оздоровишь!» — «Ну, так што ж, деточка», говорит отец: «помолись, поживи ты в монастыре, только бы ты была жива!» (Не было у Меньшикова больше детей.) Ну тогда понемножку стала вставать она; сделала завещание, стала поправляться, маленько стала есть, а это (показывает обхватом на живот) стала подтягивать корсет, — пуза штобы незаметна было, што она брюхата. Ну тогда носили кринолины, под им оно ничего не поймёшь.

Так, день — другой, осталось суток пять до отъезда в монастырь. Она ходит к отцу, говорит тогда ему: «Дорогой папаша, надо ехать мне, как завещала, в монастырь». Он — оставлять её: «Останься, мол, устроем большой вечер на прощанье, поживи — в монастыре там скучное дело». — «Нет, папаша, до этого дня только я завещала, больше не могу — надо ехать».

Тот, конешно, стеснять её не стал, приказал заказать лошадей, собрали што надо в дорогу; она незаметно кучеру дала денег, штобы вёз, куда прикажу. Села помяхче — и черт-те бери, только колёсы забрякали! Любаву-мамку с собой посадила и отправились в монастырь. Стали они к монастырю подъежжать, ну — она будто притомилась.