– А самое главное, – говорили на конференции, – почему казачество не может признать Колчака верховным правителем, это то, что природа и сущность его власти никому не известны[145]
.Деникин, не видя проку от конференции, устраивал совещания с атаманами и через них старался фактически властвовать и в казачьих областях.
О Колчаке скоро забыли, особенно когда Деникин отдал приказ двигаться на Москву, а не на соединение с Колчаком. Реакционеры и честолюбцы успокоились: занятие Москвы Деникиным, находившимся в их руках, ранее Колчака обеспечивало им первенствующую роль в будущем общерусском правительстве.
Деникин еще весной издал декларацию о тех целях и задачах, которые преследует Добровольческая армия. Но тут все было сказано так туманно, так расплывчато, так загадочно, что приходилось поневоле становиться в тупик, старый или какой-нибудь новый режим несут добровольцы на своих штыках.
Неясность и неопределенность звучала в программах почти всех белых спасателей России. Колчак в своем приказе от 21 августа 1919 г. писал[146]
: «По сведениям, доходящим до меня, многие из наших солдат не знают, какие цели мы преследуем в борьбе против большевиков, которую мы будем продолжать, пока не достигнем полной победы. Ввиду сего я приказываю сообщить: мы сражаемся за русское народное дело».Далее в приказе пояснялось, что это за русское народное дело, но пояснялось так, что уже окончательно никто ничего не мог разобрать.
В 1919 году Деникин об учредиловке более не говорил, а как-то раз заикнулся о «многогранной воле русского народа, выявленной в представительных учреждениях».
– Это еще что за штука? – недоумевала Рада. – В апреле 1918 года Деникин определенно говорил о том, что Добровольческая армия борется за Учредительное Собрание. Зачем же теперь всем ясный термин заменен другим, крайне расплывчатым и непонятным?[147]
Заместитель Драгомирова, ген. Лукомский, не постеснялся уведомить кубанских законодателей о том, что теперь обстоятельства изменились и «мы не находим удобным выкинуть лозунг Учредительного Собрания»[148]
.Итак, чем ближе подходила к своей цели Доброволия, тем более отмежевывалась она от всяких демократических идей.
Наконец, 31 июля Деникин прямо заявил в Ростове:
– Революция безнадежно провалилась.
Истинная сущность великой и неделимой теперь расшифровалась с возможной полнотой.
«Аполитичная», «внепартийная», отрицавшая революцию, даже февральскую, с ее детищем – учредилкой, управляемая кадетами и царскими генералами, Добровольческая армия не могла не распевать «Боже, царя храни». Монархический дух веял как над фронтом, мало занимавшимся политикой, так и над политиканствующим тылом этой грандиозной организации.
Восстанавливались старые полки, с прежним офицерским составом, кичившимся блестящей формой, царскими вензелями и лихими традициями. Служба в белом стане рассматривалась как служба царю и отечеству; смерть от красноармейской пули или штыка считалась смертью за царя.
Так, например, в № 270 «Великой России», от 31 июля 1919 года, можно прочесть траурное объявление:
«Командир и офицеры 1‑й ген. Маркова батареи извещают о смерти их бывшего сослуживца поручика Николая Ивановича Галицынского, павшего смертью храбрых за веру, царя и отечество».
Другой раз объявлялось еще яснее:
«Стрелки императорской фамилии извещают, что погребение убитого в бою 2 июня полковника князя Ник. Ар. Ухтомского состоится в субботу 8 июня»[149]
.Совсем как в Вандее: императорско-христианская армия!
Черносотенцы и их пресса пользовались исключительным вниманием правящих, кадетских кругов.
Борис Суворин воспитывал добровольцев в идеях своего «Вечернего Времени». Его газета вместе с «Великой Россией» Шульгина являлись негласными официозами Доброволии.
Обе газеты дружно провоцировали всех инакомыслящих и очень скоро достигали цели.
«Короленко пишет, Зарудный говорит, «бабушка» едет!» – поднимали вопль суворинские и шульгинские молодцы.
В.Г. Короленко, тотчас же после беседы с начальником контрразведки полк. Л. Щучкиным, переставал писать против добровольческих погромов. Харьковские лекции А.С. Зарудного, скорбевшего о временном правительстве, в котором он занимал пост министра юстиции, мигом приостанавливались. «Бабушка» (Брешко-Брешковская) ехала, ехала, да так и не могла добраться до своей внучки, снежной красавицы.
Поклонники «бабушки» писали, что она, прибыв на юг России, вместо отдыха займется большой культурно-просветительной работой. Большевики подхватили это известие и с иронией писали, что «бабушка» будет обучать политграмоте солдат Деникина.
Зубоскалы немедленно сочинили каламбур:
– Как сделаться дедушкой русской революции?
– Жениться на бабушке.
– Внучка готовила для бабушки шомпола.
– Бабушке захотелось козлика, а от козлика остались рожки да ножки! – издевались суворинцы.