Русская зима

Это вырвалось неожиданно, само. То ли сердцем, то ли умом Серафима уже давно решила, что он ее человек. Может быть, еще в Новосибирске, а может, и раньше – в Ясной Поляне или на фестивале толстых журналов в июне прошлого года. Но вот то ли сердце, то ли ум, или рассудок, или как это назвать еще, оказывается, сомневались. И хотели услышать приговор. Необязательно он станет окончательным, но все же. Еще было время переиграть, выбрать другую дорогу, как богатырю перед камнем из сказки. И из анекдотов.

– Нормальный парень, – ответила мама вроде бы небрежно, но одновременно убедительно; скажи «отличный», было бы ненатурально. – Вернее, мужчина уже. Сколько ему?

– Сорок пять.

– Что ж, пятнадцать лет разницы получается.

– Шестнадцать. Но это не главное.

– А что? Разочаровалась в нем?

– Нет-нет! Просто твое мнение…

– Помнишь, я на Новый год сказала, что весной ты замуж выйдешь?

Серафима кивнула, потом осознала, что беседуют по телефону:

– Да, помню.

– Ну, это судьба, получается.

– Получается, да…

4

А через три дня ее удивила реакция Николая Владимировича.

В Питере Серафиме передали диски с записями спектаклей по его пьесам. Зайти в театр и отдать всё не представлялся случай. Дело, в общем-то, не срочное. Но и тянуть тоже стало невежливо, и Серафима наконец собралась. Заодно решила увидеть дом, который присмотрела на строительном сайте.

Олег решил отправиться с ней; Серафима была не против.

Сели в трамвай и долго ехали через полгорода. Окна обледенели, пассажиров было мало, вагон покачивался, колеса или что-то другое под полом скрежетало и звякало на поворотах; кондуктор в оранжевой жилетке не реагировал на входящих, сидя не как все, по направлению движения, а боком. Серафиме показалось, что он замерз и умер, и сделалось жутко. Но тут подошел совестливый пассажир и попросил рассчитать. Кондуктор недоуменно посмотрел на него, принял деньги, набрал в сумке монет на сдачу, уже совсем оживившись выдал билет. Казалось, сейчас пойдет по вагону, выискивая безбилетных, но снова уснул. Голова безвольно повисла и качалась вместе с вагоном.

Николая Владимировича застали в фойе театра. Он – как почти каждый вечер – встречал зрителей, подписывал сборники своих пьес, которые продавались здесь же, за столиком.

У Серафимы с ним были сложные отношения. Как, наверное, у многих выросших учеников со своими учителями. Вдобавок Николай Владимирович не одобрял ее отношений с Игорем Петровичем. Он ценил его, прислушивался к его мнению по театральным делам, был благодарен, что продвигает пьесы уральских авторов, но, видимо, не понимал, как Серафима и Игорь Петрович могут быть парой. С разницей в тридцать с лишним лет.

И когда она представила ему Олега, он сразу как-то насторожился. По-хорошему.

– А, я вас знаю. Читал… Какими судьбами здесь? – спросил.

Олег ответил четко и громко, чтобы услышали и другие – сотрудники театра, кто-то из зрителей:

– Приехал к Серафиме. Жить.

Николай Владимирович глянул на нее, на Олега.

– Всерьез?

– Да. Собираемся пожениться.

– Правда?

– Правда, – сказала Серафима.

Николай Владимирович резко обнял их и прижал к себе. Совсем как Даниэль в Питере.

– Поздравляю!

И потом до поздней ночи слал Серафиме сообщения в мессенджере «Фейсбука», продолжал поздравлять, писал, что за Свечина надо держаться, что он их благословляет…

5

Двадцать седьмого февраля Олегу пришло эсэмэс: брак расторгнут, свидетельство можно получить в таком-то ЗАГСе. В тот же день он купил билет. Лететь решил утром.

А вечером они долго разговаривали. Сидели на диване на кухне, свет был выключен, но за окном, как всегда, ярко горели фонари, желтели, синели окна дуг их подковообразного дома. Медленно падал крупный снег, и когда хлопья пролетали близко к окну или рядом с ближайшим фонарем, по кухне проплывала тень. Серафиме в эти моменты казалось, что и они с Олегом тоже летят. Это не кухня, а какой-то огромный самолет или космический корабль из будущего. Ну да, кухня в огромном самолете или космическом корабле. Или в подводной лодке, и снаружи плавают рыбы…

– Всё еще та же зима, а будто целый год прошел с Новосибирска, да и с того дня в Москве, – сказала она. – А может, и три зимы. В позапрошлом – Новосибирск, в прошлом – Москва, а в этом – твой звонок и всё дальнейшее.

– Есть ведь понятие «русские горки», да и «русская зима», – отозвался Олег. – Ну вот у нас совместилось – русские горки русской зимой…

– Завтра улетишь.

– На день. Наверняка получится за один день получить. Это недолго… Кстати, вообще быстро в этот раз…

– Что – в этот раз?

– Развод, извещение… Я ведь с ней второй раз развожусь.

– Да? – Серафима удивилась, но как-то, как в полусне.

– Да. Первый раз развелись в две тысячи втором, второй – сейчас… Я изо всех сил старался не быть как большинство – менять жен. Хотел как Валентин Григорьевич Распутин: один журнал, одна жена. Но и у него не получилось – незадолго до смерти второй раз женился.

– Не пугай… А ты ее любил?