Отсюда были видны стены деревни и дома, над которыми, словно еще ничего не случилось, поднимались те же ленивые следы дыма. Остатки поста догорали на холме, если настроить микрофоны, то можно услышать веселое щелканье дров.
Снова картинка от Лешки. «Варан» двигается по главной деревенской улице, по сторонам проскакивают дома за невысокими заснеженными заборами, впереди вырастает пылающая чадным костром сторожевая башня и ворота. Миг, и они разлетаются в щепки.
«Варан» прошел деревню насквозь и замер на дороге, развернув башни. Лешка выскочил с брони и быстро что-то взял на прицел, начал стрелять, и связь с ним истончилась, стала схематичной.
Я посмотрел на карту.
Стена, окружающая деревню, сама стала ловушкой. Ее так просто не перепрыгнуть, а пока будешь прыгать, не раз поймаешь три стрелки в спину. А все дыры в ней прикрыты вездеходами с пулеметами.
Глухо ухнуло, и я поспешно перевел прицел на деревню.
Два дома на краю снесло, будто картонные, падая, они выворотили массивные колья из забора. Начался пожар, разгорающийся с каждой минутой все больше и больше. На другой стороне деревни тоже что-то взорвалось, послабее, и стало гореть.
Вдруг почему-то подумалось про ту девочку с зелеными глазами около родника.
Я ее не убил.
А остальные?
Что с ней сейчас?
Успела ли она…
– Группа Семь-семь, докладывайте, что у вас там? – раздался из рации голос Тамары.
– Заняли позицию, ждем, – ответил я.
– Вас поняла. И у меня для вас плохие новости. В деревне были оборотни, и один из них рванул куда-то в вашу сторону.
– Слышала, – сказала Ленка.
Со стороны деревни внезапно вспыхнула частая пальба, глухо бухнули два взрыва, и после них огнестрел, как обезумели. Карта сразу же расцвела интенсивным красным цветом опасностей. Как раз одно такое пятно около нас, я не успел напрячься, оно погасло быстро, вместе с пулеметной очередью от «Варана».
Развоевались мутанты. Палят в белый свет как в копеечку, не иначе как по вездеходам прямой наводкой. Так бесполезно это, броня «Варана» и АСВ держит, не то что пулю образца позапрошлого еще века…
Короткие ревущие очереди, быстрые, по паре секунд на цель. Хлопки взрывов, далеко от нас, снова не видно, куда и как стреляют, на схеме ничего не понятно. Лешка тоже увяз в бою, от него ничего толком не приходит. Далеко он от меня, никак не включится, да и чего мешать ему…
В небе лениво плыл серый дым из уцелевших печных труб, гасить их уже было некому, наверное. На дальнем от нас краю деревни внезапно распухло облако черного дыма, под ним что-то неслабо полыхнуло и стало шумно гореть, подсвечивая понизу багровым.
И вдруг елки впереди жалобно затрещали под напором чего-то большого. И этот треск приближался к нам. Оборотень? Конечно же, не мирный же трактор ломится к нам, сшибая на своем пути ельник.
Но первым выломился из чащи адапт с автоматом, старым АК-74. Приклад деревянный, оружие ухожено, хорошо протерто, обмотано тряпками, ничего не блестит и не выделяется. Белый оборванный маскхалат висел на адапте как на вешалке, на плечах еще кое-как, а вот ближе к поясу и ниже от ткани остались вообще одни лохмотья, через которые проглядывали затертые штаны. И не холодно ведь, что ему мороз?
Адапт рванул через полянку, низко пригибаясь. Полы его халата стелились за ним, как крылья тяжелой птицы, автомат прыгал в руках…
Ленка расслабилась.
Адаптант проскользнул понизу, нас не заметив, а вслед за ним на поляну вырвалось…
Удар серой руки – и промерзшая елка переломилась и отлетела куда-то вправо, жалобно взмахнув ветками и стряхнув напоследок снег. Неуловимый замах – и со второй елки, так некстати вставшей на пути, отлетели ветки.
Вроде бы человек, но все-таки, все-таки…
Не бывает таких людей, совсем не бывает. Громадных, два с половиной метра, серых, похожих на дурацких роботов из старой фантастики, обтянутых скверной резиной и проросших жесткой даже на вид серой же шерстью. Я-то хоть и робот, но немного другой. Более человечный, что ли… А уж с Ленки в любой миг можно фильмы снимать, никто не догадается.
Существо остановилось, глубоко вобрало в себя воздух и медленно двинулось через поляну, тяжело ступая. За ним в снегу оставались уродливые проплешины, глубоко вдавленные в наст. Не держит его снег, вес-то, вес-то уже далеко не тот.