Русский ад. Книга первая

Ельцин подтвердил, что он исполнит просьбу Горбачева: одна из госдач с тремя гектарами земли переходит в его пожизненное пользование, ему будет выделен «Сааб» с мигалкой, машина сопровождения, охрана и врачи.

«Прикрепленных» охранников, поваров и врачей Президент России сократил в десять раз: Михаил Сергеевич просил выделить ему двести человек, Ельцин согласился на двадцать.

Было решено, что Горбачев получит в Москве, на Ленинградском шоссе, большое здание для «Горбачев-фонда».

Здание подбирала дочь, Ирина. Она не постеснялась: две тысячи квадратных метров, вскоре Горбачев откроет там ресторан «Президент», но он прогорит: желающих «откушать у Горбачева» почти не было.

Ельцин обещал, что через неделю, в январе, правительственный авиаотряд выделит Горбачеву спецборт для поездки в Ставрополь, к матери.

Михаил Сергеевич очень просил, чтобы его кабинет в Кремле остался пока за ним; ему хотелось спокойно разобраться с бумагами, вывезти на дачу подарки и личные вещи.

Твердо договорились: торопить Горбачева не будут.

Обедали втроем: кроме Президента России, Горбачев позвал Александра Яковлева.

Ему очень хотелось, чтобы в эту минуту рядом с ним обязательно был кто-то из своих.

Обедали в тишине. Ельцин пытался шутить, но даже у него настроение сейчас было очень скверное. Горбачев запретил предлагать им спиртное.

Заявление Горбачева об отставке записывал Первый канал. Ельцин предложил, чтобы прощание Президента снимала команда Попцова, он недолюбливал Егора Яковлева и презирал Познера, который так хотел быть в «Останкино» самым главным, что не постеснялся прийти с этим к Ельцину, но Горбачев настоял на своем.

Текст указа Президента СССР о собственной отставке лежал перед Михаилом Сергеевичем на столе. Пока телевизионщики ставили зонтики, делали рассеивающий свет и проверяли звук, Егор Яковлев подошел к Горбачеву:

– Михаил Сергеевич, сделаем так: вы скажете все, что хотите сказать, и тут же, в кадре, на глазах у всей страны, подпишете указ.

– Брось, Егор, – махнул рукой Горбачев. – Даже не намекай! Чего церемониться?.. Сейчас подпишу – и все! Без волокиты.

– Как сейчас? – не понял Яковлев.

– Смотри!

Горбачев взял авторучку и поставил под Указом об отставке Президента СССР свою подпись.

Наступила тишина.

– Все, – сказал Горбачев. – Президента у вас больше нет. И СССР нет.

– Ручку дайте, Михаил Сергеевич… – попросил телеоператор.

– На хрена она тебе? – не понял Горбачев.

– На память…

– Да? Бери.

Потом Горбачев быстро, без единого дубля, записал свое заявление:

«Ввиду сложившейся ситуации с образованием Содружества Независимых Государств я прекращаю свою деятельность на посту Президента СССР. Принимаю это решение по принципиальным соображениям.

…Я твердо выступал за самостоятельность, независимость народов, за суверенитет республик.

…События пошли по другому пути.

…Убежден, что решения подобного масштаба должны были бы приниматься на основе народного волеизъявления.

…Я покидаю свой пост с тревогой. Но и с надеждой, с верой в вас, вашу мудрость и силу духа. Мы – наследники великой цивилизации, и сейчас от всех и каждого зависит, чтобы она возродилась к новой, современной и достойной, жизни…»

Телевизионщики аплодировали.

Вместе с Александром Яковлевым он быстро вернулся в свой кабинет, теперь уже – его бывший кабинет.

Горбачев не выдержал – скинул пиджак и упал на диван:

– Вот так, Саша… Вот так…

– Ну… ничего, ничего… – утешал Яковлев.

По лицу Горбачева текли слезы.

– Как же это все случилось, – а, Саша?

– Э, Михаил Сергеевич… если бы знать, если бы знать…

Тихо, в полнойтемноте, над Кремлем был спущен государственный флаг Советского Союза. Свет погасили специально, чтобы никто не видел, как спускается флаг.

25 декабря, 19 часов 38 минут. Кремль погрузился в темноту.

Торжественный момент.

Через двадцать минут над Кремлем так же тихо, так же в полной темноте был поднят флаг Российской Федерации

Вечером, когда Михаил Сергеевич был в машине, ехал на дачу, позвонил Андрей Грачев, пресс-секретарь экс-президента СССР:

– Ельцин передает, что у правительства России нет возможности выделить вам борт на Ставрополь…

Один Президент пьет как сапожник и заживо – пьяный – давит людей на улицах.

Другой Президент собирает кожаные обложки от исписанных блокнотов и заготавливает – на черный день – колбасу и коньяки.

Эй, Россия… Россия Петра Великого, Россия Минина и Пожарского, Суворова и Кутузова, Ушакова и Нахимова, Россия Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Льва Толстого, Блока, Ахматовой, Чайковского, Мусоргского, Кулибина и Менделеева, – Россия, ты как оказалась в этих руках?

После пьянки в Беловежье никто, ни один человек не вышел на улицу.

Коммунисты – молчали, интеллигенция – молчала, полководцы – молчали. А ведь были живы Раушенбах, Уткин, Лихачев, Надирадзе, Ульянов, Шумаков, Лозино-Лозинский, Бункин, Новожилов, Плисецкая, Свиридов, Ефремов, Черток – тысячи (тысячи!) выдающихся советских людей.