Русский ад. Книга первая

Горбачев сразу завелся, замахал руками:

– Не влияй на меня, знаешь… Все изменилось как будто, но вообще-то все осталось прежним.

– А… Кремль, должность… это уже все не так несерьезно, Миша, как раньше. Мир меняется, потому что сейчас на планете есть ты, Горбачев. Но если ты остаешься, – вот они, двадцать три колотые раны… У меня, Михаил, ощущение, что сейчас ты ищешь любой повод умереть не своей смертью, – вдруг резко сказала она.

Разговор оборвался. Горбачев встал, но тут же тяжело опустился на краешек кровати.

– Знаешь, я вот это слушаю… и просто не обращаю сейчас внимания!

– А ты обращай, Миша, – твердо сказала-пропела она. – То, что я скажу, никто тебе не скажет. Тебя сейчас никто не защитит. Кто-нибудь Хрущева защитил, – а?

– Ну ты сравнила, знаешь! – махнул рукой Горбачев. – Хрущев же полоумный был и всех цеплял. Просто реальности, какими является наш мир, его переплетенность, человеческая и экономическая, затрагивают всех. То есть: если разрушается часть структуры, то разрушается она вся… – Горбачев внимательно смотрел на Раису Максимовну и искал поддержки. – Убежден, что даже сейчас Союзный договор необходим, хотя эрозия, конечно, большая, и мы можем схлопотать плохую ситуацию, потому что согласование при большой степени свободы, какой является расхождение по национальным квартирам, усложнит, конечно, процесс согласования и взаимодействия…

– Ты считаешь, в Беловежской пуще ничего особенного не произошло?

– Произошло, конечно. Произошло! Но Советский Союз был, есть и будет, так что с этой точки зрения – да, не произошло.

– А если люди выскажутся за СНГ?

– Значит, я расхожусь с людьми, – махнул рукой Горбачев.

– Вот именно, Миша. Бывают ситуации… Если ты не отвернулся – теряешь зрение. У тебя привычка доверять окружающим.

– Рынок, рынок… Все кричат о рынке. Что такое рынок? – усмехнулась Раиса Максимовна. – Можешь объяснить?

– Рынок – это как очередь в баню. Кто первый стоит, тот и помоется.

– Понятно… – протянула она.

– Эти перехлесты сплошные… смешно даже… Мое кредо – без крови.

– Правильно, Миша. Только в этой… уже сложившейся ситуации кто-нибудь все равно выкинет Горбачева из Кремля. Помнишь, Лена Чаушеску говорила нам: «Не повезло Николае, не тот народ ему достался…»

– У меня не возникло такое мнение.

– Я просто напоминаю…

– Я тогда сразу засек: так говорить нельзя!

– И ты будешь стрелять в народ, если демократы народ поднимут? Солдат цепью поставишь?

Горбачев поднял глаза:

– Сталин, когда перед войной в Молдавии волнения пронеслись, писал Хрущеву: «Стрелять в людей можно, конечно, но это не наш метод…»

Стрелять – не мой метод.

– Вот. Выстрелишь – и сердечко твое сразу же лопнет! Эту страну, Михаил Сергеевич, никто не выдерживает, в России все президенты рассыпались в маразме: Брежнев, Сталин, Ленин, Черненко… Хрущев… тот вообще полубезумный стал, все говорят. Орал на всех и доорался до диабета, Аджубею два зуба выбил, когда он опять в запой ушел! – Погибать, короче, как Альенде в Чили… ты что, дурак, что ли?

Раиса Максимовна осторожно дотронулась до руки Горбачева, но он вдруг ее резко отдернул.

– Уходить нельзя, слушай… Я найду механизмы, которые обеспечат управляемость. Ведь эти трое соединились на соглашении, которое имеет ввиду, что произойдет процесс разъединения! И хорошо, что сейчас все пересеклось, только твою позицию, все эти умозаключения я не принимал и не приму!

– Дай зажигалку, – Раиса Максимовна потянулась за сигаретами. С недавних пор, с Фороса, она не стеснялась курить в его присутствии. Пепел аккуратно ложился в пепельницу, все, что делала Раиса Максимовна, она делала красиво и спокойно.

– Нагрузим общество демократией, – горячился Горбачев, – а что дальше? Европа от свободы пьянеет, русские – дуреют, хотя я, конечно, не снимаю свое позитивное отношение к демократии.

– Посмотри на меня, Миша, – Раиса Максимовна прикурила, с удовольствием выпуская дым. – Я уже инвалид, с лихвой расплатилась! За нас двоих. И знаешь… мне уже хватит! – она нервно затянулась, на ее глаза навернулись слезы.

Горбачев всегда нервничал, если Раиса Максимовна плакала.

– Знаешь, не соглашусь, потому что регулярно разговариваю сейчас с врачами, – он волновался и почти кричал. – И у них, я вижу, много оптимизма, значит, ты меня не подсекай, не подсекай!..

– Если ты не уйдешь, я погибну, – вскрикнула Раиса Максимовна. – Слышишь? И ты погибнешь… и Ира, и Катя… все погибнем, это вопрос времени!

Горбачев, сгорбившись, сидел на кровати.

– Этот бой не для нас с тобой, Миша, – кажется, она взяла себя в руки. – Крючков прав: люди, страна неплохо к тебе относятся. Пока ты есть – Ельцин силен. Нет тебя – Ельцин сдуется. Ему обязательно надо что-то ломать. Если он ломает, он силен. Сейчас ты только и делаешь, что его укрепляешь! Когда лошадь долго стоит рядом с ишаком, она тоже превращается в ишака!