Русский ад. Книга первая

Она постоянно задавала себе один и тот же вопрос: что будет, если будет война, хватит ли у Михаила Сергеевича сил, ума и мужества, кто, черт возьми, его команда, кто останется с ним до конца?

Маршал Шапошников, командующий. Предаст кого угодно.

Александр Яковлев. Нельзя верить ни единому слову.

Егор Яковлев. Честный. Интеллигенцию не переубедит, интеллигенция сходит с ума по Ельцину.

Бакатин. Солдафон. Толку от его преданности – никакого.

Примаков. Возьмет больничный.

Шеварнадзе. Ух, мерзость!

Гавриил Попов, мэр Москвы. Будет мстить. Очень хотел быть министром иностранных дел, Михаил Сергеевич – не одобрил.

Вадим Медведев. Политик. К сожалению – допотопный.

Академик Петраков. Порядочный человек. Влияния – ноль.

Баранников, министр МВД. Темная лошадка.

Генерал Лобов. Начальник Генерального штаба. Переметнется к Ельцину. Военным вообще нельзя верить.

Назарбаев. Флюгер.

Черняев, Ревенко, Шахназаров. А что они могут?

Интеллигенция сдаст. Для них Ельцин – икона. За что борются, на то и напорются, только поймут это позже всех.

Снегур. Человек Ельцина.

Гамсахурдия. Не обсуждается.

Кравчук и Шушкевич. Не обсуждается.

Тер-Петросян. Не простит тюрьму.

Каримов. Бай.

Ниязов. Сходит с ума от любви к себе.

Еще… кто еще?

Вольский, Явлинский?.. Несерьезно.

Должен быть кто-то еще! Кого он вырастил своим, пока был Генсеком?

Горбачев знал: если «первая леди» молчит, отворачивается, когда он начинает разговор, значит, ей есть что сказать. Только если она все-таки скажет эти слова – тогда все, это приговор…

Он приехал на дачу в пятом часу утра. Раиса Максимовна не спала, просто лежала в кровати. Когда был какой-то серьезный вопрос, они обязательно выходили во двор, на свежий воздух: в комнатах не говорили. Горбачев не сомневался, что Крючков, «слушавший» по приказу Горбачева всех его соратников, весь «ближний круг», и его, Горбачева, тоже прослушивает. Когда Раиса Максимовна (еще в прошлом году) затеяла – вдруг – ремонт в их квартире на Косыгина, рабочие вытащили из стен тьму каких-то проводов. Но Крючков, слава богу, уже в тюрьме. А Бакатин – это надежно. Журналисты кроют Бакатина на чем свет стоит: новый шеф КГБ выдал американцам схему прослушки здания их посольства в Москве. Так это здание вон сколько лет стоит совершенно пустое; Бакатин еще в Вятке работал, когда Госдеп, с подачи ЦРУ запретил дипломатам переезд! Система прослушки была уникальной. Буш дважды обращался к Горбачеву: поделитесь секретами!

Горбачев позвонил Бакатину:

– Отдай, слушай! Какой теперь в этой хрени толк…

Раиса Максимовна не ждала Горбачева. Ей сказали, что ночевать Михаил Сергеевич будет в Кремле. Если бы Раиса Максимовна знала, что он придет, Раиса Максимовна на ночь выбрала бы что-нибудь нарядное.

– Нет не ждала: на ней была обычная ночная рубашка, из льна, очень теплая: после болезни Раиса Максимовна все время мерзла.

– …Что, Захарка, боишься?.. – Михаил Сергеевич пытался улыбаться.

– Ложись и засыпай, гулена-президент! Утречком поговорим. Мягкой тебе подушки…

– Договорились!

– Помнишь, Миша, как мы встретились?.. – вдруг спросила она.

– Помню, конечно… – Горбачев подсел к ней на кровать. – Ты лекцию читала. «Сны и сновидения»… И я сразу испытал сильнейший импульс.

– Напоминаю… – Раиса Максимовна шутливо погрозила ему пальчиком. – Это было…

– Да… ты что? – оторопел Горбачев. – Годовщина? У нас? Ну, дела…

– Спи! Завтра пригласишь меня в ресторан. Я хочу рюмку хорошего коньяка…

Какой еще ресторан… – они что, могут спокойно, как все, выйти в город?

Декабрь, декабрь: самые тяжелые дни в ее жизни. Страшнее Фороса…

Захарка – лучше, чем Раиса, теплее. Зато Раиса – красиво!..

…Они были обречены быть друг с другом, часто мучились, тяготились этим, но друг без друга уже не могли.

– Помнишь, Захарка, «Мартовские иды» у Вахтангова?

– Помню. И помню, что ты тогда говорил. Тем же вечером.

– Цезарь, рядом с ним двадцать три человека, энергично обложен. И двадцать три колотые раны. Каждый отметился! Вот как можно загнать человека в угол. Цезарь погиб, и попер вокруг сплошной кавардак.

– Миша, спи! – попросила Раиса Максимовна. – Надо спать, Мишенька… Сон – это жизнь…

– Пожить я еще собираюсь, – усмехнулся Горбачев. – Я публично сегодня заявил: три человека не могут ликвидировать союзное государство. Вопрос надо выносить на Верховный Совет… Я на кровь не пойду. А, как действующий Президент СССР, начинаю серию государственных визитов в страны «семерки». С широчайшим освещением в мировой печати. Ты спи, спи… – он ладонью провел по ее волосам. – Спи, Захарка…

Все хорошие, ласковые слова он произносил в последнее время как-то нервно, без души.

– Поговорим, Миша.

– Давай, – прищурился Горбачев. Он встал и зажег светильник на тумбочке. – Я это приветствую.

Как она не любила, Господи, этот жесткий, пристальный взгляд – «взгляд железного Генсека», как она говорила!

– Миша, так ужасно сейчас быть Президентом…

– Знаешь, не начинай! Я не уйду, – сразу оборвал ее Горбачев.

– Ты уже ушел, Миша, – вздохнула она. – Власть в России может быть какой угодно, Михаил Сергеевич: умной, глупой… но не смешной. Я о тебе.