Русский Афонский отечник ХІХ-ХХ веков

«От Ивера в гору, – пишет в другом месте своих записок отец Денасий, – на расстоянии более получаса ходу находится Иверский скит во имя святого Иоанна Предтечи. На пути сюда можно зайти и даже заехать, только по другой дороге, в убогое обиталище прокаженных. Об этих горемыках мало кто знает, разве только понаслышке. Не всякий, пожалуй, решится побывать у них, страшась одного слова „прокаженные“, как будто это равнозначительно со словом „бесноватые“, „разбойники“ или „чародеи“. Это хотя и несчастные, но собратья наши во Христе, вполне достойные всякого сожаления, сострадания и возможного благодеяния. Мне думалось об опасности заразы, но я во что бы то ни стало пожелал непременно побывать у них и воочию увидеть этих бедняг и их проказу. Посещение этих страдальцев, по моему мнению, низведет благословение Божие на посетителей, потому что в этом случае исполняется завет Спасителя: „...болен, и посетисте мене“

(Мф. 25:36). Эти же прокаженные живут без надежды на выздоровление, как бы отверженные обществом, среди подобных же унылых страдальцев. Благословен тот, кто внесет отраду и свет в среду скорби их и мрака душевного! Благословен тот, кто принесет сим страдальцам слово утешения и братской любви! Эти люди – страдальцы. Они почти совершенно лишены сих утешений, а с течением времени чувствуют себя как бы умершими и погребенными... Одно только от них не отнято и никогда и никем не может быть отнято, это – спокойствие совести, что дороже всех сокровищ земли и самих царских диадем. И счастлив тот из страдальцев, кто имеет этот внутренний свет. Можно предполагать, что, страдая телом, подобным страдальцам, с их спокойной совестью и „мира сущим суетного кроме“ (из последования на погребении монахов), могут быть знакомы такие душевные состояния, какие не только мiрянам, но и монашествующим и пребывающим в пустынях не ведомы и чужды». 

[319]

«Недалеко показалась чистенькая постройка Артемьевской келлии, – пишет еще отец Денасий, – освещаемая лучами солнца, всплывшего на горизонте, солнца, приветливо возвещающего о новом дне, новой милости Божией к твари Своей и человеку. О, как отрадно человеку быть в подобных обстоятельствах и читать по книге природы о премудрости Божией и о милости Его к человеку. К сожалению, человек так привык к этим обыденным милостям Божьим, что не замечает их. Часто забывает за них не только поблагодарить Творца, Благодетеля и Промыслителя, но и понятия об этих благодеяниях не имеет. Но что всего еще хуже и больнее для человека, так это то, что часто люди мудрые земной мудростью обо всем этом мудрствуют совершенно превратно, как древние язычники, воздавая хвалу не Богу, а каким-то естественным законам и причинам. Подумали бы они хотя так: есть ли какая-нибудь, хотя самая маленькая машинка, которая сама собой двигалась бы, работала исправно и непрерывно, не требуя двигателя, и пребывала навсегда без посторонней помощи? Нет и быть не может. Все видимое нами: земля и все, что на ней; вода и все, что в ней; небеса и эти мириады звезд, луна и солнце – эти неодушевленные и вместе живые предметы, всегда исполняющие волю Создателя их, – неужели не имеют Двигателя? Если какой-нибудь искусный человек при помощи своего изобретательного ума, щедро данного ему Творцом, изобретет что-нибудь новое, прекрасное и полезное, то кого восхваляют и награждают: художника ли или художество, уверяя, что оно само собой устроилось? Восхваляют искусство, но честь и награды отдают изобретателю, в некоторой степени творцу искусства. Точно так же, видя нашими телесными глазами прекрасную тварь и все прекрасное и премудрое сочетание сил природы и венец прекрасных тварей – человека, надобно удивляться и благоговеть и воздавать денно и нощно хвалы и благодарения Всепремудрому Творцу всяческих, всегда заботясь познавать и творить Его святую волю, весьма живо и ясно сказанную человеку в Евангелии и весьма пространно истолкованную и изложенную святыми Апостолами, святыми отцами и богомудрыми учителями Церкви в их писаниях и сочинениях». [320]

«Я вышел на площадку, – делится своими впечатлениями с нами отец Денасий на вершине Афонской Горы, – полюбоваться прекрасным видом на все четыре стороны. Здесь, между небом и землей, ум человеческий невольно, сам собой, без малейшего напряжения естественно очищается, просветляется. И зрение его становится чище, яснее. Подобно ведь и в жизни духовной: насколько человек отрешается от многомятежных и суетных дел человеческих, настолько дух его, который вдохнул Творец, возвышается над мiром, который, по Писанию, „весь во зле лежит“ и неудержимо устремляется к Виновнику своего бытия и блаженства. Внутренние чувствования как бы обновившегося здесь разрушенного дольней суетой ума человеческого на этом высоком горнем и многоотрадном пункте не могут быть изъяснены языком человеческим, пером и чернилами, а могут быть понимаемы, и то отчасти самим чувствующим.