Русский голем

Писатель вообще немало потрудился, чтобы противоестественное стало нормой. Порой он даже сам не понимал, почему приходит в бешенство, когда речь заходит о том, что дано Богом. «Он становится насмешливозлобным, когда при нем говорят, что материнство прекрасно… Мопассан не приемлет обычные человеческие отношения»[129]. Это вызывает у публики оживленный интерес — никто еще не замечает в нем безумия. Эмиль Золя даже пишет: «Мопассан является выразителем здоровья и силы нашей расы. Ах, какое блаженство иметь право прославлять, наконец, одного из наших, человека с доброй, светлой и солидной головой, создателя прекрасных фраз, блестящих, как золото, и чистых, как бриллиант!»

Литературное окружение было Мопассану под стать. Бодлер, кстати, в отличие от Золя, понимал что к чему: «Я всегда был одержим невозможностью объяснить некоторые импульсивные действия и мысли человека без гипотезы злой внешней силы». Это ему принадлежит знаменитая фраза «Дьявол стремится убедить нас в том, что его не существует». Но он — здесь:

«Мой Демон — близ меня, — повсюду, ночью, днем,Неосязаемый, как воздух, недоступный,Он плавает вокруг, он входит в грудь огнем,

Он жаждой мучает, извечной и преступной.Он, зная страсть мою к искусству, предстаетМне в виде женщины, как божество, прекраснойИ, повод отыскав, вливает грубо в ротМне зелье мерзкое, напиток Зла ужасный.

И заманив меня, — так, чтоб не видел Бог, —Усталого, без сил, скучнейшей из дорогВ безлюдье, в страшную пустыню Пресыщенья,Бросает мне в глаза сквозь морок, сквозь туманОдежды грязные и кровь открытых ран, —

И мир, охваченный безумством Разрушенья»^[*].

Любитель тления Бодлер.

-

^[*] Отступление о Бодлере.

Со знанием дела Бодлер писал: «Современное искусство имеет чисто демоническое (diabolique) направление. По-видимому, эта адская сторона человеческой природы, которую люди так охотно в себе признают, все более и более усиливается, так что кажется, будто бы черту доставляет удовольствие усиливать ее искусственными средствами, точно он терпеливо откармливает человечество на своем птичьем дворе, чтобы потом полакомиться вкусным блюдом».

Макс Нордау поставил диагноз творчеству Бодлера: «Он «молится на себя»; испытывает отвращение к природе, движению жизни; идеал его — неподвижность, вечная тишина, симметрия, искусственность; он любит болезнь, безобразие, преступление; все его наклонности извращены и абсолютно противоположны наклонностям нормального человека; его обоняние услаждается запахом гнили, его глаза — видом мертвечины; он чувствует себя хорошо в ненастную осеннюю погоду; он жалуется на ужасную скуку и чувство страха; его ум наполнен только мрачными представлениями, его ассоциация идей создает у него только печальные или отвратительные образы: убийство, кровь, похоть, ложь. Он молится сатане и жаждет ада». [52].

Бодлер умер от общего паралича, поразившего его после нескольких месяцев тяжелого сумасшествия.

-