Русский голем

^[*] Отступление о соловьевской эсхатологии.

Трудно сказать, было ли ощущение грядущего антихриста литературно-философской позой, штучкой, которой можно эпатировать, или — искренним апокалиптическим чувством. Друзья Соловьева писали, что за месяц до смерти, когда он говорил о том, кто приближается, «Голос у него дрожал, в глазах была видна глубокая скорбь; исхудалое лицо и руки в черных перчатках (он тогда еще не совсем вылечился от нервной экземы) — все это производило тяжелое впечатление». (Цит. по: Тайна беззакония).

Да еще и за несколько лет до того, написав «Повесть об антихристе», философ спрашивал:

— А как вы думаете, что будет мне за это?

— От кого?

— Да от заинтересованного лица. От самого!

— Ну, это еще не так скоро.

— Скорее, чем вы думаете.

В некоторых провидениях не откажешь Соловьеву и сейчас, спустя много лет:

«Заправилы общей политики, принадлежавшие к могущественному братству франмасонов, чувствовали недостаток общей исполнительной власти. Достигнутое с таким трудом Европейское единство каждую минуту готово было распасться. В союзном совете или всемирной управе (Comite permanent universel) не было единодушия, так как не все места удалось занять настоящими посвященными в дело масонам… Тогда посвященные решили учредить единоличную исполнительную власть с достаточным полномочием.

Главным кандидатом был негласный член ордена «грядущий человек».

Свет Шехины и Свет Фаворский

О том, что Бог есть Свет, слышали и читали многие. И вот «Автолик, приверженец культа идолов, просит Феофила (св. Феофила Антиохийского, II век. — Ю.В

.) показать ему Бога христиан. Феофил ему отвечает: «Прежде чем я покажу тебе нашего Бога, покажи мне себя как человека; дай мне доказательство того, что душевные твои очи могут видеть и что твои уши могут услышать, ибо видеть Бога могут только те, чьи очи душевно открыты. Напротив, чьи очи затемнены греховной катарактой, не могут видеть Бога». Так и было на Фаворе: «Преображение не было явлением, ограниченным временем и пространством; никакого изменения не произошло во Христе в тот момент, даже и в Ею человеческой природе; но изменение произошло в сознании апостолов, получивших на мгновение способность увидеть своего Учителя таким, Каким Он был — сияющим вечным светом Своего Божества».

Эти слова сподвижников свт. Григория Паламы заставляют задаться вопросом: а мог ли «показать себя как человека» Соловьев? Каким он был? Была ли в его сердце любовь к людям, которая неизбежно связана с любовью к Творцу? Ведь именно эта любовь является «телом», способным улавливать и отражать Божественный Свет! Хорошо знавший философа В.В.Розанов описывал его так: «Соловьев был весь блестящий, холодный, стальной. Может быть, было в нем «Божественное», как он претендовал, или, по моему определению, глубоко демоническое, именно преисподнее: но ничего или очень мало было в нем человеческого… Соловьев был странный, многоодаренный и страшный человек. Несомненно, что он себя считал и чувствовал выше всех окружающих людей, выше России и Церкви, всех тех «странников» и «мудрецов Панфосов», которых выводил в «Антихристе» и которыми стучал, как костяшками, на шахматной доске своей литературы».

В воспоминаниях Соловьев предстает перед нами человеком, не любившим людей. Но каких же тогда светоносных явлений мог сподобиться он и ему подобные холодные гении? Каких, ведь из житийной литературы мы знаем, что именно любовь и покаяние сливаются с истинным божественным Светом?! А если этих качеств нет, то что есть внутри? Пустота, которая пропускает сквозь себя направленные к каждому Лучи Божественной Любви.