Анализируя роман «Идиот» в контексте бурного роста инвестиционного капитализма в России в 1860‐е годы, Вадим Шнейдер продемонстрировал, что противоречие между материальностью денег как объекта и их абстрактной ценностью – основополагающее для структуры романа[647]
. Со своей стороны, я хотела бы предположить, что (не)материальность денег – это важнейший источник повествовательного интереса в творчестве Достоевского в целом. Наряду с общими экономическими изменениями, происходившими в России во второй половине XIX века, долгая и нестабильная история российских денег помогает объяснить этот аспект творчества писателя. Причем полезной в этом случае оказывается история не только бумажных, но и металлических денег: один эпизод из этой истории особенно интересен в связи с купюрой, которую рассматривает Фердыщенко. Царь Алексей Михайлович, чей портрет был напечатан на новых двадцатипятирублевых купюрах, чрезвычайно понизил цену медных монет во время своего правления, отчеканив чрезмерное их количество. Это привело к экономическому кризису, кульминацией которого стало кровавые восстание, вошедшее в историю как Медный бунт 1662 года[648].Выпуск бумажных денег еще более усугубил трудности, с которыми российским деньгам приходилось считаться на всех этапах своего существования, и в этом плане выпуск новых кредитных билетов в 1866‐м лишь добавил новых проблем. Повторный неоднократный выпуск этих банкнот (в количестве, все более превышающем государственный запас ценных металлов) продолжал нивелировать их ценность, а фальшивомонетчики научились их успешно копировать. Например, новую банкноту в пятьдесят рублей, выпущенную в честь Петра I, было так легко подделать, что ее отозвали всего лишь через год после выпуска. Благодаря радужному рисунку, из‐за которого подделать банкноты было сложнее, дизайн сторублевого кредитного билета оказался наиболее успешным, и именно портрет Екатерины II красовался на банкнотах дольше всех. Банкноты образца 1866 года печатались с 1869 по 1896 год, после чего на новых сторублевых кредитных билетах ее портрет не только печатался на обороте, но составлял и часть невидимого водяного знака. К 1910 году, когда появилась уже третья версия сторублевой банкноты с двумя портретами Екатерины II, видимым и невидимым, кредитные билеты этой деноминации стали известны в народе как «катеньки»[649]
. Как и их предшественниц образца 1843 года, сторублевые купюры 1866 года часто называли просто «радужные», или «радужки». Как подтверждает черновой вариант рукописи Достоевского, их также называли «екатерины» – деталь, важность которой скоро станет очевидна.То, что именно портрет Екатерины украсил наиболее живучие из новых банкнот, вполне отвечает значимости ее роли в истории российских денег. В конце концов, именно по ее указу в России были введены бумажные банкноты, и ее уже указ инициировал их девальвацию, которая продолжалась, с небольшими перерывами, несколько десятилетий. Даже если бы на сторублевой купюре не красовался ее портрет, Достоевскому все равно было бы известно, что сомнительная ценность кредитных билетов – это наследие Екатерины. В 1873 году, будучи редактором журнала «Гражданин», Достоевский опубликовал в нем статью о финансовом кризисе А. Шипова, в которой сообщалось следующее:
Ассигнации, основанные на государственном кредите, представляли, представляют и ныне, под названием кредитных билетов, отличное меновое средство, а банки и вообще кредитные учреждения, принимавшие вкладные суммы и выдававшие за них процентные билеты, являлись губкою, всасывающею все оказывающиеся излишними ассигнации, ненужные для современного торгового движения. Таковы свойства завещанных нам Екатериною ассигнаций и вкладных банковых билетов[650]
.