Русский реализм XIX века. Общество, знание, повествование

Для поддержания стоимости кредитных билетов правительство применяло разные меры, включавшие не только зарубежные займы, но и, что особенно интересно в контексте романа Достоевского «Идиот» (1868–1869), в котором 100 000 рублей в кредитных билетах волшебным образом выживают в огне, неоднократно конфисковывало и сжигало большое количество банкнот[640]

. Эффект этих мер был краткосрочным, в особенности потому, что правительство продолжало допечатывать новые бумажные деньги, как только в этом появлялась нужда. Прямо как 100 000 рублей Рогожина и Настасьи Филипповны, кредитные билеты не удавалось сжечь дотла[641]

. Действительно, к концу 1870‐х годов новая война с Турцией заставила правительство опять увеличить количество кредитных билетов, находящихся в обороте, вновь выдвинув купюры, ценность которых стремительно падала, в центр общественного внимания именно тогда, когда Достоевский работал над рукописью «Братьев Карамазовых»[642]

.

Наподобие кредитных билетов, которые завораживают и героев, и читателей, роман Достоевского, как свидетельствует пролог, также выдает читателям некие гарантии. Дополнительные гарантии выдаются и по ходу романа, например когда рассказчик постоянно уверяет читателей, что тайное станет явным и что важность и ценность описываемых деталей прояснится позже. В эти моменты рассказчик как бы заглядывает в будущее, устанавливая его нерушимую связь с прошлым, словно отдавая будущее в залог прошлому. Джон Вернон в книге «Деньги и художественная литература: литературный реализм в XIX и XX вв.» описал такую же гарантийную – и такую же залоговую – роль денег в сюжетах европейского реализма. Несмотря на то что особое внимание Вернон уделяет романам, включая «Игрока» Достоевского (1866), в котором висящий на главном герое долг становится основой общей структуры сюжета, исследователь верно отмечает, что все бумажные деньги – это форма залога, гарантии, которую государство дает на выплату предъявителю ценного металла по требованию[643]

. Я же, со своей стороны, хочу подчеркнуть, что история денег в России сделала статус постоянно отсроченного долга, характерный для бумажных денег, особенно очевидным для Достоевского, чей последний роман можно читать почти как кредитный билет. В таком прочтении сам Достоевский – это выпускающая сторона, или банк, а «Братья Карамазовы» – это кредитный билет, который он выдает читателям, и выдача окончательного смысла, или ценности, – это выплата ценным металлом, которая бесконечно отсрочена.

Достоевский сам привлекает внимание к этому гарантийному характеру романа в написанном в 1879 году «Письме издателю „Русского вестника“». В этом письме, которое по указанию Достоевского было напечатано параллельно с текстом романа, автор сожалеет, что, хотя он «дал ‹…› твердое обещание» закончить роман к концу года, из‐за проблем со здоровьем осуществить это не удалось. Он «обещает теперь непременно» выслать следующую часть вовремя, чтобы она успела выйти в январе 1880 года, и, после перерыва в феврале, печатать остаток романа без перебоев (15: 433–434). Хотя может показаться, что письмо призвано умаслить издателя и читателей, которые, как подразумевает Достоевский, были обижены, что им так долго пришлось ждать новых глав, при прочтении его параллельно с текстом романа кажется, что в этом письме вновь очевидно представлены некие отложенные гарантии, которые и образуют структуру сюжета.

Роман Достоевского продолжает выдавать читателям гарантии до самого финала, включая эпилог. Отсылая к высказанным в прологе уверениям автора-повествователя, что в какой-то момент «примечательность» Алеши станет очевидна, эпилог оставляет читателей с образом самого протагониста, обещающего группе мальчиков, что значимость всего произошедшего откроется им позднее. «Я слово вам даю от себя», говорит он, обещая юным послушникам, что навсегда запомнит их и еще одного мальчика, недавно умершего Илюшу. Алеша убеждает всех мальчиков следовать его примеру, чтобы однажды память о любви и братстве смогла привести к их собственному «спасению». Когда мальчики клянутся сделать так, как учит их Алеша, восклицая «Будем, будем помнить!», Алеша выдает главную гарантию награды тем, кто имеет терпение ждать: однажды, уверяет он, они все восстанут из мертвых и воссоединятся на небесах (15: 195–197). Таким образом, эпилог обещает будущее возмещение духовных расходов героям Достоевского и, по аналогии, его читателям, которых, как мальчиков из эпилога, происшедшие в романе события подготовили к тому, чтобы ценить Алешино учение.