Русский реализм XIX века. Общество, знание, повествование

В этой статье обсуждалась не столько стоимость самих бумажных денег – и старых ассигнаций, и новых кредитных билетов – сколько то, что Шипов называет государственной «двойной операцией» выпуска большего количества банкнот, чем казна может обеспечить ценным металлом, а затем отзыва этих купюр в процессе обмена на приносящие процент вкладные банковые билеты. Таким образом, правительство могло изъять излишние кредитные билеты из оборота, просто взяв их в долг у населения, гарантируя не просто некую будущую выплату металлическими деньгами, а регулярную выплату процентов в настоящее время[651]

. Статья Шипова явно демонстрирует, что использование бумажных денег и других ценных бумаг как инструментов реструктуризации государственного долга – это широко известная государственная традиция, уходящая корнями в эпоху правления Екатерины II.

На фоне существования этой традиции сторублевая купюра 1866 года с портретом императрицы выходит на первый план как подчеркнуто автореферентная форма российских бумажных денег – знак, обозначающий денежный знак как таковой и в особенности историю его сомнительной ценности и отложенных гарантий. Для Достоевского, который в целом воспринимал любые иностранные нововведения в России с подозрением, портрет императрицы немецкого происхождения на банкнотах только увеличивал бы завораживающей эффект финансовых гарантий, обеспеченных кредитными билетами. Более того, радужная окраска банкнот вызывала в памяти как настоящие, так и уже забытые варианты российских бумажных денег: в мерцании полного спектра цветов появлялись все оттенки, в которые были когда-либо окрашены и старые ассигнации, и новые кредитные билеты. Эта автореферентность, как мне кажется, и является причиной, по которой радужная сотня стоит на вершине иерархии денежных знаков в «Братьях Карамазовых». Множество таких купюр появляются на страницах романа, одновременно поддерживая и опровергая заявления о своей ценности – некоторые как туманный факт, некоторые как воображаемые проекции прошлого или будущего.

Примерно в то время, когда начинается действие романа, старый ростовщик и хозяин кабака Федор Павлович Карамазов меняет 3000 рублей на сотенные кредитки и прячет их под кроватью (14: 111). Эти деньги призваны служить приманкой для Грушеньки, героини, которая сама не брезгует финансовыми махинациями и является предметом вожделения еще и сына Федора Павловича – Дмитрия. Хотя в день после убийства отца в руках Дмитрия оказываются только пятнадцать сторублевых банкнот, которые в романе называются «радужными», как минимум одному из свидетелей кажется, что Дмитрий держал двадцать или тридцать купюр (14: 359). Эта увеличенная силой воображения пачка банкнот становится на суде самой главной уликой против Дмитрия.

На самом деле рассказчик скрывает от нас до седьмой главы девятой книги романа, что сотни в руках Дмитрия принадлежали не его отцу, а невесте Дмитрия, Катерине Ивановне. Дмитрий украл эти 3000 рублей у невесты и потратил половину на пьяные гуляния с Грушенькой. Согласно показаниям лавочника, у которого Дмитрий покупал припасы до и после убийства, оба раза Дмитрий платил ему одинаковыми банкнотами. Сравнивая первый случай со вторым, лавочник вспомнил, что «в руках его торчала целая пачка радужных и он разбрасывал их зря, не торгуясь, не соображая и не желая соображать, на что ему столько товару, вина и проч.?» (14: 364). Как и в случае со второй суммой, первые 1500 неверно были восприняты свидетелями как куда большая сумма в 3000 рублей. Так, номинальная ценность этих банкнот в показаниях свидетелей и в романе значительно превышает их ценность по курсу обмена. Это фантазия, очень похожая на далекую от реальности воображаемую ценность российских кредитных билетов в целом.

Пропавшие 3000 рублей, принадлежавшие Федору Павловичу, в конце концов материализуются, когда его незаконнорожденный сын и настоящий убийца, Смердяков, вытаскивает «три пачки сторублевых радужных кредиток» из чулка и отдает их среднему законному сыну Федора Павловича, Ивану (15: 60). В этой сцене Смердяков внезапно обретает ценность – или примечательность, – в которой рассказчик отказывал ему прежде. Если рассказчик изначально пренебрегал им как одним из тех «обыкновенных лакеев», на описание которых «совестно столь долго отвлекать внимание моего читателя», в финале романа Смердяков оказывается убийцей – и владельцем денег, – которого искали остальные герои и читатели на протяжении всего романа (14: 93). Удивительным образом избежав наказания за убийство и кражу, Смердяков отказывается от новой жизни, которую он теперь может себе позволить: по неясным причинам он отдает деньги Ивану и совершает самоубийство. Иван, в свою очередь, демонстрирует деньги на суде, но безрезультатно: присяжные предпочитают признать уликой воображаемые 3000 рублей вместо реальных 3000, представленных им в доказательство невиновности Дмитрия. Снова и снова внимание читателя привлекается к ценности денег, которая ставится автором как проблема.