Публикация трактата И. М. Сеченова «Рефлексы головного мозга» в 1863 году стала, как известно, событием не только чисто научного, но и широко культурного значения. В напряженной атмосфере шестидесятых годов XIX века, когда позитивизм и материализм в науке напрямую ассоциировались с радикализмом и нигилизмом в политической сфере, теория Сеченова, изложенная в доступном стиле и предназначенная для публикации в популярном «Современнике», была воспринята как дерзкий вызов основным принципам христианской теологии и этики[961]
. Заключение ученого о физиологической основе психических процессов и в особенности распространение им термина «рефлекс» на все виды умственной и эмоциональной деятельности ставило под сомнение такие основополагающие положения христианства, как душа и свобода воли[962]. В результате публикация трактата, несмотря на отсутствие в нем какой-либо открытой идеологической или политической программы, столкнулась с серьезными цензурными и юридическими осложнениями. Первоначальное заглавие трактата «Попытка ввести физиологические основы в психические процессы» было отвергнуто цензурой, и труд Сеченова под новым заглавием «Рефлексы головного мозга» был опубликован не в популярном «Современнике», а в специализированной газете «Медицинский вестник». Расширенная версия трактата, вышедшая отдельной книгой в 1866 году, подверглась цензурному запрету, а против ученого было возбуждено судебное дело.Идеологический контекст и общекультурный резонанс «Рефлексов головного мозга», кратко описанный выше, достаточно известен и хорошо изучен[963]
. Гораздо меньше внимания уделялось связям трактата Сеченова с литературными процессами его времени, помимо распространенного представления о Сеченове как прототипе Кирсанова в романе Чернышевского «Что делать?» (об этом речь пойдет ниже). Важным исключением в этом отношении является статья Майкла Холквиста, в которой он рассматривает Сеченова не только как историческое лицо, «воплотившее в жизни» тургеневского Базарова, но и как ученого, чьи публичные лекции, прочитанные весной 1860 года, повлияли на дискурсивные практики современной ему художественной литературы[964].Связи трактата Сеченова с литературой эпохи реализма особенно отчетливо прослеживаются, на мой взгляд, в заключительной части «Рефлексов головного мозга», где ученый выдвигает научную теорию любви и физиологически обосновывает стадии ее развития. Галина Кичигина цитирует высказывание И. П. Павлова о важности контекста личной жизни Сеченова для понимания его научно-популярного трактата, а именно его любви к Марии Боковой, с которой ученый проживет в гражданском браке более двадцати лет до их свадьбы в 1888 году[965]
. По мнению Павлова, Сеченов был «охвачен эмоцией любви» во время написания «Рефлексов головного мозга», и эта работа является результатом «личного аффекта» автора[966].История любви Обручевой-Боковой и Сеченова была хороша известна в кругах русской интеллигенции шестидесятых годов XIX века и воспринималась современниками как источник любовного треугольника романа Н. Г. Чернышевского «Что делать?». Молодой доктор Петр Боков женился на Марии Обручевой, с тем чтобы освободить ее из-под контроля родителей и предоставить ей возможность заняться медициной. Впоследствии Мария полюбила Сеченова, под руководством которого она проводила научные исследования, и Боков согласился расстаться с ней. В XX веке ученые убедительно опровергли версию о том, что Чернышевский использовал историю Бокова – Обручевой – Сеченова для своего романа[967]
. Тем не менее факт остается фактом: современники видели в Сеченове, Бокове и Обручевой прототипов Кирсанова, Лопухова и Веры Павловны[968].Не отрицая роли биографического фактора в интересе Сеченова к проблеме любви и ее этапов, я предлагаю рассмотреть его теорию любви в более широком контексте. Как я попытаюсь продемонстрировать в этой статье, в трактате «Рефлексы головного мозга» Сеченов предлагает свой вариант любовного сюжета, равно как и стабилизирующий механизм страсти, в эпоху, когда и романтический любовный нарратив, и (во внелитературном пространстве) традиционные основы отношений между полами претерпевали глубокий кризис. Из всех современных Сеченову писателей эта проблема особенно волновала Льва Толстого, и не случайно его поиски альтернативного любовного сюжета и модели любви, не основанной на традиционной романтической страсти, приводят его к литературным экспериментам, во многом совпадающим с выводами ученого-физиолога.