Русский Ришелье

Воин Афансьевич устыдился, что стал учить опытного сотника тому, что надо делать. На всякий случай он пришпорил коня и почти мгновенно поднялся на пригорок. Никакого отряда впереди было не видно. Молодой человек собрался уже повернуть коня и поехать докладывать о горестном событии отцу, но вдруг увидел, что к нему навстречу прямо по бездорожью мчится бричка. Юноша задержался на пригорке.

Через несколько секунд стало видно, что бричкой управляет протестантский пастор в длинной сутане. Было видно, что он очень спешил, даже хлестнул лошадь кнутом. Молодой Ордин-Нащокин удивился. Он рысью поскакал навстречу незнакомцу, чтобы узнать, куда это тот так торопится. Когда до незнакомца оставалось совсем немного, Воин увидел, что пастор – довольно молодой и крепкий мужчина. Рука невольно потянулась к сабле, но Ордин-Нащокин сдержал себя. Он остановил коня и подождал, пока незнакомец остановит разогнавшуюся бричку. Затем Воин Афанасьевич сказал по-немецки:

– Добрый день! Кто вы?

– Я Йоханнес Рейтер, пастор, еду в Рауну, где мне определен приход. Мир вам.

– Спешите в приход? Во время войны?

– В столь тревожное время тем более нельзя оставлять паству без пастора. Хотя, конечно, дороги нынче опасны. С кем имею честь?

– Воин Ордин-Нащокин, секретарь и сын русского воеводы этого города.

– Вы прекрасно говорите по-немецки. Но я спешил, конечно, не за тем, чтобы похвалить ваше знание немецкого языка. Если у вас есть власть, выслушайте меня! Там, – пастор показал рукой, – я видел за кустами шведского офицера. Издали я услышал, как он угрожал двум путникам – старику и его красавице-дочери, одетой в мужское платье. Все трое были так взволнованы, что даже не заметили меня. К сожалению, у меня не было никакого оружия, разве только этот кнут. Но он плохая защита против сабли и пистолетов. А рядом с офицером уже лежали тела двух убитых немцев. Поэтому я поспешил к городу, чтобы предупредить власти о возможном дальнейшем насилии.

– Ты, немец, подданный Швеции, доносишь мне, московиту, на шведского офицера?!

– Я служу Господу, а он, как известно, сказал: «Нет ни эллина, ни иудея». Сделать все возможное для спасения девушки и старика – мой долг. Кроме того, я не немец. Немцы называют меня Йоханнес Рейтер, но мое истинное имя – Янис Ятниекс – я латыш[49]

.

– Латыш? – снова удивился молодой Ордин-Нащокин, которому до сих пор встречались лишь латыши-крестьяне.

– Думаю, я первый из моего народа, кто сумел окончить университет в Дерпте, – развеял недоумение молодого человека пастор. – Но вы напрасно теряете время, юноша! Если хотите спасти девушку и старика, то немедленно скачите в замок за помощью!

– Так вы говорите, что офицер был один? Сделаем так. Отправляйтесь в замок, к моему отцу, воеводе Ордину-Нащокину, расскажите ему о случившемся. А я поскакал.

И прежде чем Янис Ятниекс сумел что-либо сказать в ответ, молодой человек помчался вперед. Янис Ятниекс вынужден был поехать на своей бричке в Кокенгаузен. У въезда в город стал объяснять по-немецки, кто он. Стрельцы слушали и не понимали. Но когда он произнес слова «Ордин-Нащокин», один из воинов дал знак рукой: мол, вперед! Этот воин сам проводил его к замку, а там жестами показал: «Стой здесь!»

Через некоторое время из замка вышел немецкий офицер на русской службе и вежливо поинтересовался:

– Ваше преподобие, вы хотели видеть воеводу Ордина-Нащокина?

– Да, у меня к нему поручение. Его сын просил кое-что ему передать.

Пастора немедленно, чуть ли не бегом, провели в замок, в кабинет воеводы. Афанасий Лаврентьевич, и без того опечаленный гибелью двух казаков и угоном лошадей, узнав, что его сын в одиночку поехал навстречу шведу, притеснявшему старика и девушку, еще более встревожился. Велел немедленно направить к месту происшествия конный разъезд, лично проследил, чтобы драгуны поскакали без промедления. На всякий случай предупредил:

– Торопитесь, но езжайте осторожно. Вдруг это ловушка и вы наткнетесь на шведскую засаду?

Видя, что ему не доверяют, Янис Ятниекс взял в руку крест, висевший у него на груди:

– Клянусь именем Господа, там был только один швед! Не обижайте меня недоверием.

Воевода внимательно посмотрел на слугу Божьего, предложил по-немецки:

– Раз вы – мой гость, идемте обедать!

– А вас не сочтут еретиком за то, что вы обедаете с лютеранином?

– Кто?! Здесь нет никого, выше меня по должности, – озорно улыбнулся немолодой уже Афанасий Лаврентьевич. – Заодно расскажете мне, кто вы и откуда.

За обедом пастор, ранее слышавший какие-то пересуды о варварстве московитов, не обнаружил никакого бескультурья. Супруга воеводы, Пелагея Васильевна, оказалась дамой весьма практичной и самолично позаботилась о том, чтобы яства были вкусны и разнообразны. При этом стол был накрыт белой скатертью, на нем стояла солонка, а хлеб не пришлось ломать, ибо он был уже нарезан.