Русский всадник в парадигме власти

Экипажные, или рысистые, лошади делились на санников, которые запрягались только в сани, и колымажных возников[599], или каретных лошадей[600]. Породные упряжные лошади имели свои отличительные черты: это были крупные, рослые животные большой физической силы и выносливости. Именно такими были царские возники и санники, которые упоминаются в нарративных источниках как очень дорогие и особо желанные подарки. Спрос на них активизируется со второй половины XVI–XVII в., вместе с распространением экипажей[601]. Выше прочих ценились экземпляры, приученные к запряжке квадригой или «рядом», «гусем» и «цугом»[602].

Вся масса царских экипажных лошадей разделялась на дюжины[603], подобранные по масти. Стоит отметить, что в русской культуре лошади, белые «как снег», ценились намного выше прочих[604]. «Белые дюжины» учитывались особо; они запрягались чаще в высокоторжественных случаях: «кареты, в которых ездят царские супруги, обиты красным сукном и везут их большею частью восемь белых, как снег, лошадей, украшенных нагрудниками и нахвостниками из красного шелка, а по бокам идет ряд телохранителей», — восхищались современники[605]. Кроме того, белые лошади запрягались в царицыных конных поездах, которые обыкновенно обставлялись еще более презентабельно, чем совместные выезды царской семьи, поскольку, как уже отмечалось, в культуре русского средневековья «понятия светлого, благого божества и святости неразлучны»[606].

Соотнесение образа царицы, как спутницы государя, со светом и святостью было еще одной составляющей его образа. Царицу московскую, как и ее супруга, также уподобляли Солнечному божеству, «если случится увидать запряженную многими[607]

белыми лошадьми карету Царицы, подражающую Юпитеру или Солнцу»[608]. Именно в выездах царицы задействовались самые богато украшенные экипажи и самые лучшие лошади: «зимою тщеславятся санями, на которые поставлены кареты со стеклянными окнами, покрытые до земли алым или розовым сукном; летом же они величаются большими каретами. Всего больше они гордятся белыми лошадьми и множеством слуг и невольников, которые идут впереди и сзади», — свидетельствовал лично наблюдавший московские обычаи архидиакон Павел Алеппский[609].

Белые лошади использовались и для других целей, когда требовалось подчеркнуть торжественность ситуации (например, для церемонии водосвятия, когда лошади везли царские сани с освященной водой[610]). Самые эффектные запряжки включали шестнадцать белых лошадей[611].

В парадных процессиях также участвовали гнедые и серые в яблоках лошади; для единообразия масти не брезговали их подкрашиванием. «[Карету] тянули 12 серых с яблоками лошадей, из коих одни были такими от природы, другие подкрашены», — вспоминал очевидец появление свадебного поезда М. Мнишек[612]. При высокоторжественных выездах лошади частично выкрашивались в красный цвет. Так, при описании все того же поезда Мнишек один из очевидцев говорит о карете царской невесты, запряженной восьмеркой серых в яблоках коней, с красными хвостами и гривами. Сведения отчасти дублируются вторым свидетелем, который утверждает, что ее везли 8 белых турецких коней, выкрашенных красной краской от копыт до половины тела[613].

Таким образом, на протяжении столетий московское конное хозяйство, трансформируясь под восточным и под западноевропейским влияниями, вырабатывало собственные традиции, обычаи и ценности. Породная лошадь, как уникальное бесценное сокровище, помещалась московитами в особое пространство, связанное прежде всего с царским, придворным бытом.

1.3.2. «КОНЬНОЕ УРИСТАНИЕ»: КОННЫЕ ЗАБАВЫ, СОСТЯЗАНИЯ И КОННЫЙ БОЙ

В последнюю четверть XVII в., в эпоху беспрерывных войн, европеские монархи-военачальники стремились развивать «кавалерийский дух и распространять конные знания, связанные с войной»[614]

. В войнах этого периода от конницы в целом и от каждого конкретного всадника требовались прежде всего выучка и техничное маневрирование. Основой обучения всадника становится манеж, где отрабатываются приемы конного боя.

Уровень задает французская школа, прежде всего знаменитый Salle du Manège, существующая с 1594 г. Академия верховой езды в Тюильри; на волне популярности манежной езды ее мощностей становится недостаточно. С 1674 г. вновь открывается академия верховой езды в Сомюре. После ее угасания в 1680 г. открывается школа неподалеку, в Анже[615].

В 1679–1683 гг. в Версале строятся Великие конюшни, объединяющие академию верховой езды, Большие и Малые Конюшни[616]. В 1682 г. при Версальской академии открывается École des Pages — Школа пажей, дворянских недорослей, которых обучали верховой езде и действию оружием[617]. Здесь преподавал великий Дюплесси, которому Людовик XIV доверил конное образование дофина[618]. Версальский комплекс стал знаковым для своего времени, превратившись в ведущий культурный центр.