Русский всадник в парадигме власти

Известными модниками аннинского двора считались Э. И. Бирон, Б. К. Миних и Р. Г. Левенвольде; последний «настаивал на том, что одежда мужчины должна быть обшита чистым золотом»[1058]; одежда дополнялась шляпой с золотым кружевом, едва покрывавшей высокий напудренный тупей, и башмаками на высоких красных каблуках. Другую точку зрения на моду представлял Бирон: согласно ему, костюм вельможи выполнялся в нежных пастельных тонах. Сам Бирон «пять или шесть лет сряду ходил в испещренных женских штофах»[1059], желая утонченности и изысканности, в чем ему помогал не только особый гардероб, но и «многочисленные туалетные принадлежности: изысканные столики, наборы ножниц, щеточек, гребенок, зеркал; герцогские зубочистки были из чистого золота»

[1060].

В итоге именно Левенвольде пользовался репутацией законодателя мод; остальные пытались подражать первым щеголям двора, присоединяясь к той или иной позиции. Среди эпигонов Левенвольде прежде всего нужно назвать сына полководца П. Б. Шереметева, чьи одежды, по словам современников, «наносили ему тягость от злата и серебра, и ослепляли блистанием очи»[1061].

Роскошью платья неизменно выделялся клан Долгоруких: Юрий Владимирович, с его кружевными простынями, шелковыми чулками, расшитыми золотыми и серебряными стрелками, парчовыми кафтанами и дюжиной «галздруков», и Василий Лукич, который, по описи 1730 г., имел в своем гардеробе не только множество золотного «княжего платья» и сорочек с кружевными манжетами, но также и полностью кружевные сорочки, и галстук с бисерными кистями, и 178 аршин кружева из «гардеробного запаса». Чего стоит одно только требование Василия Лукича предоставить в Пензенскую вотчину село Знаменское Керенского уезда, куда опальный сановник был сослан «лишенный чинов и кавалерий», шелковые чулки, кружевную сорочку и бисерный галстук (!)[1062]

.

Эффектные галстуки были в центре новой моды. Так, среди галантереи сановника А. П. Волынского обнаруживается 70 таких предметов, в том числе «галстук низаной в 3 нитки персидским мелким жемчугом». Также здесь отмечены 34 пары шелковых чулок, 25 пар лайковых перчаток, 14 рубах голландского полотна с кружевными манжетами[1063] и штаны серебряной парчи, после публичных торгов перешедшие к охочему до блеска лейб-медику А. Лестоку[1064].

Придворный мужской костюм этого времени по своей роскоши мог соперничать с женским и зачастую даже превосходил его. Заботясь о внешности, щеголи обратились к активному использованию косметических средств — парфюма, пудры, румян и помады. В качестве примера убежденного сторонника мужской косметики прежде всего должен быть назван фаворит Анны Леопольдовны польско-саксонский посланник граф М.‐К. Линар, «высокого роста, хорошо сложен, рыжевато-белокурый, с нежным, как у женщины, цветом лица… Он так ухаживал за своей кожей, что каждый день перед сном покрывал лицо и руки помадой и спал в перчатках и маске»[1065]. Внешностью он «походил на самого настоящего фата… у него не было другого платья, кроме самых светлых цветов, как например, голубого, абрикосового, сиреневого, тельного цвета и проч., хотя в то время на мужчинах еще редко можно было видеть такие светлые цвета»[1066].

В итоге к началу следующего правления общество было подготовлено к появлению петиметра — особого типа придворного щеголя, представителя франкофонной элитарной культуры на русской почве.

2.2.3. СУКНО ПРОТИВ КРУЖЕВА: СМЕНА МУНДИРНОЙ ИДЕОЛОГИИ

Основной сутью носителей новой идеологии было желание нравиться, что достигалось безусловным следованием моде. Для «пленников моды» пудра, румяна, шелковые чулки и кружева означали много больше, чем предметы роскоши, составляя смысл жизни. Современники отмечали, что петиметр «сидит перед зеркалом несколько часов, подобно женщинам, белится, румянится и налепливает мушки»[1067]. Он занимается этим с одинаковым, если не с большим, энтузиазмом, чем женщина. Так в середине столетия упомянутые выше «тонкие ткани нежных и ярких оттенков, кружева, накладные волосы и другие специфические аксессуары» приобрели значение гендерно-усредненных, «условно женских», а сам петиметр, наделяясь феминностью, назывался не иначе как «мужчина-женщина»[1068].

В погоне за модой уровень потребления предметов роскоши с самого начала правления Елизаветы Петровны сравнился с версальским или даже превзошел его. Следствием стал Указ против роскоши от 11 декабря 1742 г., текст которого гласил: «так отныне никому богатых платьев отнюдь никому не делать… а носить платье суконное»[1069].