Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море

Идея Мануйлова была энергично поддержана послом Нелидовым в письме, получив которое министр иностранных дел граф Ламздорф счел нужным представить «на высочайшее благовоззрение»[673]. На запрос, последовавший из царской резиденции, А.Г. Булыгин, недавно назначенный министром внутренних дел, с подачи Департамента полиции ответил в успокоительных тонах и, по существу, отверг план Мануйлова – Нелидова. Тогда, пренебрегая неписаными правилами чиновной этики, но руководствуясь интересами дела, 15 июня Нелидов вновь обратился к своему министру с письмом, в котором подчеркнул, что «сведениям, доставленным из Парижа г-м Мануйловым, не было придано той государственной важности, которую они представляют»

[674]. «Возможность наблюдения за подпольною деятельностью японцев, которую г-ну Мануйлову удалось добыть, кажется мне настолько существенною для ограждения нас от происков этого опасного и беззастенчивого, ничем не стесняющегося врага, – добавил Нелидов, понимавший, что после цусимского разгрома мирные переговоры с Японией вот-вот должны начаться, – что мне казалось бы необходимым ее расширить, а именно доставить средство для наблюдения за японской миссией в Лондоне. Тамошний посланник пользуется полным доверием своего правительства и имеет на него огромное влияние. При предстоящих переговорах о мире нам было бы в высшей степени важно быть осведомленными о получаемых и посылаемых им телеграммах»[675]

.

В ответ на такую настойчивость влиятельного дипломата Рачковскому ничего другого не оставалось, как запросить у Мануйлова «обоснованных доказательств» достоверности его информации, которые, прямо скажем, представить было непросто. Дело в том, что та часть корреспонденции заговорщиков, которая все-таки попадала в руки Мануйлова, была зашифрована и выглядела как обычная коммерческая переписка. Речь в ней шла о каких-то анонимных поставщиках и сроках поставок, контрактах, «товаре», «экземплярах», «картах», «брошюрах» и тому подобных невинных на первый взгляд вещах. «Предметом этой корреспонденции, – позднее писал Мануйлов, – где упоминается “15 тысяч с 2 500 000 карт”, или “1000 экземпляров и 200 000 карт”… при беглом чтении можно подозревать, что угодно … Но если обратить внимание на сообщение письма Бо от 22 июня о необходимости для “карт” двух с половиной тысяч ящиков и о том, что перед укладкой загадочные карты нуждаются в “смазке салом”, то все сомнения о содержании переписки должны отпасть и для читателя станет ясно, что таинственные сношения Деканози и Бо являются исполнением планов первого, Акаши и Циллиакуса, и что Бо был комиссионером их по закупке в Швейцарии оружия и патронов, французское название которых cartouche было заменено для конспирации словом

carte»[676]

.

Таким образом, понять, что под «экземплярами» и «картами» имелись в виду винтовки и патроны, а под «брошюрами» – револьверы, можно было лишь в контексте анализа всей деятельности Акаси и его агентов. Но как раз этого-то новые руководители российской политической полиции делать и не хотели. К тому же в течение весны и начала лета 1905 г. Мануйлов по крайней мере дважды непреднамеренно вводил свое начальство в заблуждение об отправке оружия в Россию. В качестве основных перевозчиков боеприпасов в мае он указал немецкий пароход «Корделия», а затем – пароход «Каликста Гарсиа» (и даже представил его фотографию), который Циллиакус в начале июня почти сторговал в Гамбурге. По разным причинам обе эти сделки у заговорщиков сорвались, и информация о них, таким образом, оказалась ложной.