Тем самым в сознание западного читателя внедрялась мысль о том, будто первый выстрел в ходе русско-японской войны был сделан не японской, как было в действительности, а российской стороной. Именно так трактовала события начала вооруженного конфликта лондонская “Times” в нескольких более поздних публикациях из серии «Дневник войны»[859]
; то же было подчеркнуто в обширной обзорной статье той же газеты по итогам 1904 г. О том, что эта русская канонерка «взяла на себя ответственность за фактическое начало русско-японской войны», говорилось и в ее многотомной иллюстрированной истории, изданной в 1904—1905 гг.[860] Вслед за своим внешнеполитическим ведомством этот постулат тиражировала и японская зарубежная пропаганда: «Первый выстрел в войне был сделан с русского судна в японский корабль в бухте Чемульпо во второй половине дня 8 февраля», – утверждал японский посол в США Такахира Когоро в статье, опубликованной американской газетой “World’s Work”[861]. Из контекста статьи следовало, что атака японцами русских кораблей на внешнем рейде Порт-Артура поздним вечером того же дня носила как бы ответный характер.Действительно, ночную атаку Порт-Артура миноносцами Того неверно считать начальным эпизодом русско-японской войны. Фактически, война началась нападением японских миноносцев на канонерскую лодку «Кореец» близ Чемульпо за несколько часов до этого. Повторим, что и то, и другое было произведено до официального объявления Японией войны. Впрочем, в тот момент об этом Павлов не подозревал – связи с внешним миром у него по-прежнему не было. Затем, продолжает он свой рассказ, «разыгрались события, сделавшие всякие дипломатические меры в Сеуле совершенно бесполезными и даже невозможными. Уже в течение ночи было высажено с японских транспортов около трех тысяч войска и около половины этого числа к утру 27 января успело прибыть в Сеул … Корейские власти, как, впрочем, и можно было ожидать, не выказали ни малейшего сопротивления. Среди корейского населения распространилась паника; множество чиновников и высших сановников стали поспешно выезжать из города и вывозить свои семьи. Японское население, напротив, было охвачено крайним возбуждением; распространился тревожный слух, что в этот вечер опьяненная толпа японцев произведет открытое нападение на императорскую миссию и дома русских подданных. Последние обратились ко мне, прося дать им убежище. Я немедленно распорядился о размещении их частью в главном здании императорской миссии, частью в доме нашей духовной миссии. В то же время, я сделал распоряжение о том, чтобы вся находившаяся при миссии морская охранная команда … сосредоточилась в самой миссии»[862]
. В ночь на 28 января Павлова тайно посетил доверенный корейского императора, который подтвердил российскому посланнику намерение Коджона и впредь оказывать России «активное содействие».Пока в корейской столице российские дипломаты и их сограждане готовились к отражению ожидавшегося пьяного погрома, вечером 27 января (8 февраля) адмирал Уриу ультимативно потребовал, чтобы русские военные суда покинули Чемульпо «под угрозою в противном случае атаковать их на самом рейде», ссылаясь на то, что война уже объявлена[863]
(с последним указанием он снова поторопился). Неравная дуэль была назначена на полдень следующего дня. «Ввиду такого заявления, – пишет далее Павлов, – командир крейсера “Варяг” решился принять бой вне рейда, дававший ему хотя и более, чем слабые шансы прорваться, и за несколько минут до полудня вместе с лодкою “Кореец” снялся с якоря и пошел навстречу японской эскадре, удалившейся с рейда на рассвете и державшейся в расстоянии около 5 миль … Ровно в 12 часов с японского адмиральского судна “Асама” был сделан в крейсер “Варяг” первый выстрел, на который оба наши судна немедленно стали отвечать. Продолжавшаяся целый час канонада была отчетливо слышна в самом Сеуле.