Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море

Наряду с Пекином и Мукденом центрами пропагандистской активности российских дальневосточных властей стали Тяньцзин и Шанхай. В марте 1904 г. маньчжурское командование начало тайно субсидировать тяньцзинскую газету “Ji-Pao” в обмен на обязательство ее китайского владельца печатать официальные российские военные сводки (наблюдать за ее публикациями было поручено тому же Д.М. Позднееву, знавшему китайский язык)[1061]

. На аналогичных условиях поддержкой шанхайской газеты “Shen-Pao” заручился «второй» военный атташе в Китае генерал К.Н. Дессино. В дальнейшем по такому же сценарию стали выстраиваться взаимоотношения русских властей и с другими иноязычными региональными изданиями. Как показал последующий опыт, это был кратчайший путь к достижению поставленной цели – воздействовать в благоприятном для России смысле на туземное, а, опосредованно, – и на мировое общественное мнение. Негласное субсидирование иноязычной повременной печати Дальнего Востока осуществляли «первый» военный агент в Китае полковник Ф.Е. Огородников и сотрудники уже известной нам «шанхайской агентуры».

В июне 1904 г. наместник одобрил инициативу ее руководителя (А.И. Павлова) «войти в секретное соглашение с надежным редактором одной из шанхайских газет, обязать его за известное вознаграждение работать неуклонно по нашему указанию и оставить всю материальную часть предприятия в руках и на ответственности владельца»[1062]

. Таким редактором стал владелец “China Gazette” Генри О’Ши, который, по отзыву Давыдова, считался в Шанхае «наиболее талантливым журналистом». 7 (20) июня 1904 г. тайная сделка между Павловым и О’Ши была заключена. За ежемесячную дотацию в 2500—3000 мексиканских долларов ирландец брал на себя обязательство «представлять на утверждение лица, назначенного русским правительством, все статьи, касающиеся нынешней войны … и вообще всех военных, политических, финансовых, промышленных вопросов, затрагивающих интересы России» и «исключать все то, что будет признано несогласным с таковыми»[1063]

. Повседневное руководство “China Gazette” Павлов возложил на фон Гойера, Давыдов согласился курировать ее финансово-промышленный отдел. По свидетельству последнего, внезапная перемена политической ориентации газеты произвела в английской колонии Шанхая «переполох», а уволенных О’Ши сотрудников-японцев тут же принял на работу британский владелец “North China Daily News”. «Все это, – закономерно заключал русский чиновник, – свидетельствует о сплоченной англо-японской организации»[1064]

.

Появление в “China Gazette” «верных сведений с соответствующим правильным освещением более всего будет способствовать поднятию среди публики интереса к ней и обеспечению ее влияния на прочую прессу», – настаивал в письме наместнику Павлов, говоря о способах превращения “China Gazette” в полноценный «противовес вредному для России влиянию прочих английских газет на Дальнем Востоке»[1065]. В результате, вслед за переходом под патронат «шанхайской агентуры» редакция “China Gazette”, хотя и нерегулярно, стала получать информационную «подпитку» из России – сведения военно-политического характера от МИД и дальневосточного армейского и морского командования, а по финансово-экономической части – от Министерства финансов. Полученные, таким образом, материалы газета печатала как репортажи своих собственных зарубежных корреспондентов (которых в действительности не имела). Изменение политических симпатий и публикация русских военных сводок, а также материалов о положении в самой России, полученных через Павлова и Давыдова, благоприятно сказались на авторитете “China Gazette” и ее тиражах. Ее статьи, свидетельствовал фон Гойер, «переводились во многих китайских газетах. Влияние ее на английские и китайские коммерческие классы сказалось … в антияпонских течениях, охвативших Восток за последнее время и приведших к вполне осязательной реакции против … необузданной и непонятной “ниппонофилии”»[1066].