Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море

Представители официальных СМИ – подполковник В.А. Апушкин от «Правительственного вестника» (органа МВД) и “Journal de St.-Petersburg” (МИД), подъесаул П.Н. Краснов и ротмистр К.К. Агафонов от газеты Военного министерства «Русский инвалид» и журнала «Военный сборник», И.С. Левитов от Российского телеграфного агентства и др., будучи направлены на Дальний Восток руководителями соответствующих ведомств (Апушкин был командирован с «высочайшего соизволения»), действовали там фактически как государственные служащие. Конечный смысл своего пребывания в Маньчжурии они видели в борьбе с русофобской пропагандой, направленной на «умаление престижа России» в мире вообще и «в глазах восточных наших соседей», в частности. Заамурский таможенник, коллежский советник С.Н. Латкин, ссылаясь на поручение министра финансов, свое появление при штабе Маньчжурской армии корреспондентом Торгово-телеграфного агентства и журнала «Вестник финансов, промышленности и торговли» мотивировал необходимостью противопоставить заграничной, главным образом британской, «тенденциозно-враждебной пропаганде» «самые точные сведения» о ходе военных действий, «строго проверенные с официальными данными»[1087].

Опять-таки имея в виду противодействие русофобской прессе, российские власти старались негласно влиять и на состав иностранных военных корреспондентов на Дальнем Востоке. Сын графа Варвика, лорд Брук от агентства Reuter

и брат лорда Ревельстока, бывший дипломат и впоследствии писатель Морис Бэринг от лондонской “Morning Post” явились весной 1904 г. в штаб главнокомандующего в Ляояне с конфиденциальными поручительствами российского посла в Лондоне графа А.К. Бенкендорфа; журналист датской правительственной газеты «Berlingine Tiedende» армейский капитан Дэниэл Брунн – с такой же письменной аттестацией посла в Копенгагене А.П. Извольского, а его соотечественник Франц фон Иессен от копенгагенской «National Tiedende» и парижской «Temps» – с личной рекомендацией императрицы Марии Федоровны, матери царя. За Г. де ла Салля из агентства Havas перед министром иностранных дел хлопотал посол в Париже А.И. Нелидов[1088]

. Высокие русские поручители свидетельствовали профессионализм и симпатии к России своих протеже, их готовность к «опровержению всяких ложных касающихся нас известий» и к «распространению лишь истины о нас и наших войсках»[1089]. Фон Иессен вдобавок представил русскому командованию «программу борьбы с враждебной нам европейскою прессою» собственного изготовления, предварительно одобренную Николаем II[1090]

, вдовствующей императрицей и министром иностранных дел. Главнокомандующий Куропаткин, со своей стороны, распорядился предоставить протежируемым иностранцам некоторые преимущества[1091], не слишком, однако, их афишируя («оказать внимание, но в пределах, не обидных для других»[1092]

).

Деятельность всех журналистов, независимо от их подданства, статуса и личных связей, была поставлена под цензурный контроль, допуск на передовые позиции русских неправительственных репортеров был обусловлен предъявлением удостоверения от владельца издания в политической благонадежности корреспондента. Предварительную цензуру их телеграмм осуществляли офицеры цензурного отделения при штабе главнокомандующего и цензурных отделов армейских штабов. По требованию императора, статьи русских журналистов, высланные по почте, направлялись на предварительный просмотр в цензурные комиссии военно-окружных штабов[1093]. «Помимо предварительной цензуры, – сообщает Военная энциклопедия, – свобода корреспондирования была донельзя стеснена и ограничена еще постоянными замечаниями по поводу тех или иных корреспонденций, уже пропущенных в [русскую] печать, со стороны Главного штаба»[1094]. Наиболее суровая критика петербургских штабистов пришлась на долю старейшего и самого титулованного из русских военных журналистов – 56-летнего Василия Немировича-Данченко, старшего брата известного театрального деятеля. Летом 1904 г. временно исполнявший обязанности начальника Генштаба П.А. Фролов (памятный нам по расследованию «дела Павлова») за «систематическое восхваление противника и порицание порядков нашей армии» даже поставил перед штабом главнокомандующего вопрос об удалении его из действующей армии[1095], но тщетно.