Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море

Япония, приступив к подготовке «тотальной», по выражению А.В. Игнатьева[1038], войны с Россией запуском масштабной военно-судостроительной программы в декабре 1895 г., вскоре целенаправленно занялась созданием и собственного благоприятного имиджа в мире[1039]

. В рамках решения этой задачи в 1898 г. в токийском МИД под руководством министра было создано «Бюро по политическим делам». В качестве экспертов и советников к его работе были привлечены представители японского генералитета, а также особо доверенные западные журналисты во главе с британцем Фрэнком Бринкли. Начав с систематического изучения зарубежной прессы, в широких масштабах продолженного в годы войны с Россией, Бюро стало «мозгом» и дирижерским пультом пропагандистской деятельности империи микадо, распространенной и на соседние страны – Китай и Корею. В Бюро поступала информация по дипломатическим, военным и частным каналам. По описанию русского разведчика Л.В. фон Гойера, техника повседневной работы этого учреждения выглядела следующим образом: «Всякое известие с театра войны или же относившееся к внутренней жизни России или Японии сперва поступало в это Пресс-бюро. Там оно цензуровалось, редактировалось (или упразднялось) и затем уже посылалось в Агентство Рейтер и Associated Press, а также в немного измененной форме сообщалось японским консулам для передачи в субсидируемые газеты как частные телеграммы под заглавием: “from our own correspondent”

или “special to the” (имя газеты)»[1040]

 – независимо от того, где именно данное издание имело своих корреспондентов и имело ли их вообще.

Непосредственное общение с прессой, равно открытое и конфиденциальное, было отдано на откуп дипломатических представительств Японии. По наблюдению британского публициста Альфреда Стэда, в годы русско-японской войны повсеместно они стали выполнять несвойственные им функции «центров по распространению военных новостей»[1041]. На Дальнем Востоке одну из ключевых в этом смысле ролей играло Генеральное консульство Японии в Шанхае, тогда – всекитайском центре издательского дела[1042]

. По данным русской разведки, к началу войны консульство негласно дотировало не менее десяти из 14-ти выходивших здесь периодических изданий: пять из шести китайских газет (три с китайскими названиями: “Sin’-Van’-Pao”, “Tun-Van-Hu-Pao”, “Nan-Fang-Pao” и две с английскими: “Universal Gazette” и “Eastern Times”) и все имевшиеся англоязычные, общим числом тоже пять: “North China Daily News” (субсидия – 5 тыс. долларов в месяц), “Shanghai Mercury” (2 тыс. долларов), “Shanghai Daily Press” (1,5—2 тыс. долларов), “China Gazette” (1 тыс. долларов) и “Shanghai Times”, размер секретной субсидии которой российским спецслужбам остался не известен. Ежемесячно тратя на подкуп периодической печати порядка 30 тыс. долларов США, японское Генконсульство, таким образом, установило негласный контроль над прессой Среднего и Южного Китая. В других крупных городах Поднебесной – Пекине, Тяньцзине, Гонконге – японцы тем же способом воздействовали на десятки китайских газет и многие англоязычные: “Hong-Kong Telegraph”, “China Mail”, “Hong-Kong Daily Press”, “China Times”, “Peking and Tientsin Times”, “Tientsin Daily News” и др.

Региональная пресса, не охваченная японской «опекой», по свидетельству очевидца, «была всегда без известий, блуждала во тьме». Полосы же подконтрольных Японии изданий украшали «целые колонны телеграмм из Токио, Осака, Сеула, Ньючуанга», полученные от токийского Пресс-бюро; «публика, жаждавшая известий, предпочитала поэтому чтение прояпонских газет»[1043]. Попытки некоторых изданий привлечь альтернативные источники информации и тем ослабить японский контроль пресекались распространением слухов, порочивших «взбунтовавшегося» редактора. Так, намерение издателя “Peking and Tientsin Times” A.M. Вогам-Смит «насколько возможно непредвзято» ознакомить читателей с официальными сообщениями не только Японии, но и России было нейтрализовано выдвинутыми японской газетой “Ji-Ji” в ее адрес обвинениями в получении мифической русской дотации. Оправдываться госпоже Вогам-Смит пришлось со страниц токийской “Japan Times”[1044], однако с тех пор в местных журналистских кругах за ее газетой утвердилась репутация «бесспорно прорусской»[1045].