Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море

С началом войны проблема воздействия на свою и зарубежную периодическую печать во весь рост встала и перед японскими властями. Предпочтительные, в интересах национальной безопасности, способы освещения военных событий в записке премьеру графу Кацура Таро изложил редактор газеты “Kokumin” Сохо Токутоми. Дабы «утаить фактическую ситуацию от публики», правительству, по мнению этого официозного журналиста, следовало обнародовать лишь «примеры геройства и жертвенности японских солдат, стратегических успехов Японии, а также слабости России. Новости же относительно слабости самой Японии, ее потерь, экономических проблем, общие оценки военной ситуации, примеры силы России и ее успехов необходимо замалчивать»[1111]. На этих далеких от беспристрастности принципах в военные годы оказалась построена вся информационная политика Токио. Понятно, что для их успешного осуществления требовалось ужесточить предварительную цензуру, что и было сделано, причем еще до открытия военных действий[1112]. В журналистском сообществе Японии введение суровых цензурных ограничений не вызвало протеста, благо прецедент был создан совсем недавно – в годы японо-китайской войны 1894—1895 гг. К тому же, как вместе с иностранными наблюдателями тех лет утверждают современные японские историки, в Японии идея войны с Россией пользовалась почти всенародной поддержкой

[1113]. Ведущие здешние газеты преисполнились воинственности уже в апреле 1903 г., когда истек срок так до конца и не осуществленного вывода русских войск из Маньчжурии. Малотиражный социалистический еженедельник “Heimin Shimbun” оставался едва ли не единственной японской газетой, которая выступала с пацифистских позиций, но вслед за чередой запретов в январе 1905 г. был закрыт и он.

Открытие военных действий превратило Японию в «мекку» зарубежных репортеров. Уже к концу февраля – началу марта 1904 г. в японскую столицу съехалось около 50 иностранных корреспондентов, представителей, главным образом, британской (около 30 журналистов) и американской (порядка 20) прессы[1114]; вскоре их количество приблизилось к двумстам[1115]

. Японские власти радушно приняли заморских гостей. Их разместили в лучших гостиницах Токио, устраивали для них экзотические экскурсии, банкеты и представления с гейшами, проводили пресс-конференции, организовывали интервью с членами кабинета министров. Но на театр войны категорически не пускали (лишь двум представителям Associated Press удалось добиться разрешения на поездку в Корею) и держали на голодном информационном пайке, «очень любезно» отказываясь сообщать что-либо о военных приготовлениях и передвижениях войск[1116]. Однако и добытые вопреки всем препонам сведения переправлять в свои редакции иностранцам было мудрено. Американский посланник в Токио вспоминал о жестокой цензуре, которой подвергалась вся их переписка, отмечая, что «раньше никто даже не слышал о таких строгих ограничениях»

[1117]. «Все идет по плану», – вот единственное, что японский цензор обычно соглашался пропустить, негодовал его соотечественник-журналист Фредерик Палмер.

Чрезмерная самостоятельность и любознательность иностранцев тоже, мягко говоря, не приветствовались. Во время пребывания в Токио, рассказывал позже военный репортер “Daily Telegraph”, он сам и его коллеги «были под постоянным надзором японских властей», им «неоднократно угрожали арестом»[1118]. Писатель Джек Лондон, который прибыл в Японию в качестве военного корреспондента Hearst group,

за попытку сфотографировать прибрежные укрепления Внутреннего моря и вовсе попал за решетку. Позднее близкий к правительству японский правовед довольно неуклюже оправдывал эти стеснения «небезосновательными» подозрениями властей относительно некоторых иностранных журналистов «в действиях в интересах России»[1119]. В общем, первоначальное очарование Японией быстро покинуло зарубежных репортеров, но их протесты и запросы в токийские МИД и военное ведомство оставались без ответа. К концу марта 1904 г. их недовольство докатилось до японских представителей в Западной Европе. 31 марта посланник в Лондоне Т. Хаяси, ссылаясь на жалобы «многих крупных английских газет», ходатайствовал перед министром Дз. Комура о скорейшей отправке военных корреспондентов на фронт и максимальном снятии для них цензурных ограничений в самой Японии[1120].