Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море

Стала меняться тональность оценок и военных событий в Маньчжурии, и самих воюющих сторон. Как мы уже знаем, первую атаку японцами Порт-Артура британская печать расценила как «блестящую операцию», в которой японские моряки «выказали себя достойными союза с английским флотом»[1201]. Апрельская (1904 г.) стычка на реке Ялу дала повод “Daily News” рассуждать «о полноте торжества, сопутствующего операциям японцев», и восторгаться «широтой их замысла, энергии и натиска»[1202]. Зато в сентябре того же года недавний отход русской армии под Ляояном многие газеты расценили уже как ее «образцовый маневр». Тактика русского главнокомандующего, отметила “Daily Telegraph”, «разрушила все планы» японского командования; «Куропаткин выиграл гонку и спас большую часть своей армии»

[1203]. В Лондоне это сражение восприняли как «равносильное поражению Японии, – записал в дневнике немецкий доктор Бэльц. – … Возможно, что изменение настроений в Англии происходит благодаря корреспондентам, которые вернулись возмущенными обращением с ними в Японии». Тут же автор дневника зафиксировал «охлаждение британских симпатий к Японии», которое имело следствием нелестную оценку состояния ее экономики и финансов (об этом Бэльцу приватно сообщил депутат британского парламента финансист Рутерфорд Харрис, который явился в Токио специально для выяснения финансовой состоятельности британской союзницы)[1204].

Свою изданную в 1905 г. книгу лорд Брук посвятил солдатам и офицерам русской армии «в память об их доброте и гостеприимстве и с глубоким восхищением их мужеством и стойкостью». Даже обозреватель “The Nineteenth Century and After” Отто Эльтцбахер, известный с довоенных времен симпатиями к Японии и неприязнью к России, теперь признавал, что в Маньчжурии «русские сражались доблестно»[1205]

. В Европе внезапно осознали, что японские солдаты «отнюдь не являются “лучшими пехотинцами в мире”»[1206], а их командиры, как писал другой влиятельный британский журнал “Fortnightly Review”, «пасуют там, где начинается работа созидательной, творческой силы»[1207]. В таком хоре не прозвучали диссонансом впечатления вернувшихся с Дальнего Востока американских офицеров, напечатанные “New York Herald”: «Японцы дают понять всем и каждому, что их армия и флот непобедимы, и высказывают свои взгляды самым оскорбительным образом»; «среди белых всех наций, имеющих с ними дело, у японцев не найдется теперь ни одного друга»

[1208]. Весной 1905 г. симпатии к России устойчиво выказывали уже не менее десяти американских газет, еще полдюжины приняли участие в антияпонской кампании, развернутой “San Francisco Chronicle” в феврале – марте 1905 г. по проблеме японской иммиграции на западном побережье США[1209]. В Сан-Франциско прошли антияпонские демонстрации, которые сопровождались даже нападениями на подданных микадо.

«Общественное мнение и пресса Соединенных Штатов… – сообщал в Петербург посол граф Кассини в марте 1905 г., – начали выражать явное беспокойство при получении последних известий с театра войны. Дальновидные и до некоторой степени влиятельные элементы страны начинают сознавать, к каким последствиям может привести настоящая война, и они задают себе вопрос, не ошиблось ли федеральное правительство, став на сторону державы, еще молодой и малоизвестной, но успевшей, тем не менее, уже проявить явные признаки чрезмерного и заносчивого тщеславия и, очевидно, считающей себя призванной разрешить сложный вопрос Крайнего Востока в ущерб законным интересам Европы и Соединенных Штатов»[1210]

.

Более реалистичные оценки как своей собственной, так и российской армии, а равно вероятных итогов войны стали раздаваться и в самой Японии. Тяжело раненный под Порт-Артуром генерал Накамура (родственник упомянутого выше разведчика в Турции), в декабре 1904 г. в интервью “Kokumin” признал: «Осада Порт-Артура в действительности есть намного более трудное дело, чем кажется несведущей публике. Необходимо преодолевать не только естественные препятствия и рукотворные укрепления, но и сражаться с отчаянно сопротивляющимся противником, который за родину готов пожертвовать жизнью»[1211]. «Некоторые военные обозреватели, – говорил тогда же граф Окума своим однопартийцам-прогрессистам, – увлекаются перечислением слабых сторон нашего противника и превознесением нашей мощи … среди наших соотечественников есть люди, склонные думать, что после сокрушительного поражения Россия потеряет свой международный вес и будет исключена из сообщества европейских наций. Это – поистине абсурдное представление»[1212].

Заключение