– Ни с кем ничего не случится, – сказал Владимир.
И снова ее шепот.
– Честно говоря, мальчику сейчас лучше остаться здесь. Нигде нет таких учителей музыки, как в России.
Теперь наступила более долгая пауза. Он смутно слышал, как мать говорила что-то о письме. Затем снова раздался голос дяди:
– Да-да. Даю тебе слово. Конечно, я могу это устроить. Если что-нибудь случится, я его вызволю. Да, если хочешь, Дмитрий непременно поедет в Америку.
Последовало долгое молчание, а затем ему показалось, что он слышит всхлипывания матери. Вместо того чтобы забрать ноты из гостиной и тем обнаружить себя, он тихо вышел вон, а друзьям сказал, что не смог ничего найти. Позже, лежа без сна в своей комнате и прислушиваясь к тихому постукиванию пишущей машинки матери, он подумал: «Зачем мне Америка?»
Не было никаких сомнений. Из всех вечеров госпожи Сувориной этот был самым невообразимым. Триумф!
Ибо в середине июня 1910 года, спустя две недели после Троицына дня, она принимала монаха Распутина.
Он сказал, что придет днем на чай. Таким образом, госпожа Суворина подготовила для его приема интимный круг, состоявший из членов семьи, из кое-каких наиболее важных для нее друзей и нескольких женщин, которые в течение многих лет намеренно или случайно ущемляли ее тщеславие и которые теперь не могли не быть впечатлены гостем, состоявшим, как известно, в близких отношениях с императорской семьей.
Ее муж все еще был за границей, но она любезно пригласила Петра Суворина с Розой и, естественно, Дмитрия и Карпенко за компанию. Так вот и вышло, что оба юноши оказались среди примерно сорока гостей, с нетерпением ожидавших появления этой странной персоны.
Прошло пять лет с тех пор, как Распутин впервые предстал перед царем, но многое в нем оставалось тайной. Его называли святым, хотя он никогда не был монахом, какие бы слухи о том ни ходили. И действительно, на далеком Урале у него была жена и семья, хотя он редко виделся с родными. И пусть в столице ходили шепотки о его непристойных деяниях, многие приписывали ему сверхъестественные силы.
– Он настоящий отшельник из русских лесов, – сказал Карпенко Дмитрию. – Говорят, шел в столицу пешком из самой Сибири. – Украинец слегка усмехнулся: – Ты же знаешь, он должен обладать даром ясновидца. Просто следи за его глазами.
Однако всем было известно, что теперь за ним ухаживают светские дамы, а самая преданная его поклонница – российская императрица.
Что она в нем нашла? Мало кто знал причину. Императорский двор был отделен от остального общества целой фалангой знатных придворных особ из старых дворянских семей, считавших своим долгом ограждать августейшую семью от варварского русского народа. Жизнь царя и его супруги, дочерей-царевен и маленького цесаревича, наследника престола, была так же сокрыта, как жизнь семьи восточного деспота, – и точно так же непроницаемы были даже видные приближенные русского монарха.
И даже богатая госпожа Суворина не имела ни малейшего представления о том, что наследник престола был болен гемофилией, что он мог умереть от ничтожной раны, поскольку кровь его не свертывалась, и подавно не знала о том, что этот необыкновенный сибирский крестьянин с гипнотическим взглядом занимался лечением цесаревича.
Если госпожа Суворина и намеревалась устроить маленький памятный праздник, то в какой-то момент она испугалась, что ее усилия могут пойти прахом, так как Распутин сильно опаздывал. Но вот наконец двери распахнулись, разговоры замерли – и в гостиную вошел человек во всем черном. Собравшиеся удивленно уставились на него. Потому что он показался совсем не таким, как они ожидали.
– Я думал, он выше ростом, – прошептал Карпенко с явным разочарованием.
Человек, который был «другом» императорской семьи и который знал самую страшную врачебную тайну в Российской империи, едва ли производил какое-то особое впечатление. Он был среднего роста, худощав, с узкой грудью и покатыми плечами – госпожа Суворина с ее высокой прической казалась выше Распутина. Пробор разделял надвое его длинные темные волосы, блестевшие от масла, а жидковатая, неопрятная борода едва доходила до груди. На нем была черная шелковая рубаха до колен и простые штаны. Он мог сойти за мелкого священника одной из тысячи деревень. Хотя его одежда была чистой, а волосы причесанными, от тела исходил слабый, едкий запах, говоривший о том, что моется Распутин нечасто.
Он вежливо поклонился всем присутствующим и, казалось, был благодарен, когда госпожа Суворина пригласила его присесть на диван и угостила чаем.
Однако вскоре все пошло как по маслу. Госпожа Суворина, более кроткая, чем обычно, вежливо беседовала со своим почетным гостем. В разговоре упоминалась императорская семья и высказывались благочестивые чувства по отношению к ней. К Распутину подводили присутствующих, по одному, и для каждого у него находились добрые и благолепные слова. Когда ему представили дочь Надежду, он вежливо сказал ее матери, что у девочки прекрасный характер. Петру Суворину он почтительно сказал: «Ты изучаешь чудеса Божьей Вселенной».