Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)

Большая часть «литовских» отрядов присоединилась к передовому корпусу во главе с С.Л. Стрешневым[351]. С участием в русском войске литовских «полковников» связывали, по-видимому, определенные планы. Так, 19 июня полоцкий воевода кн. Д.А. Долгорукий получил приказ писать «к полковникам в поветы о походе к Браславлю и к Динаборку, и к Икажну». Воевода должен был сообщить царю, «у полковников что учинитца в зговоре под городами»[352]. Очевидно, литовские «полковники» должны были убедить население этих городов, входивших ранее в состав Речи Посполитой, сдаться без боя русской армии. Как показал последующий ход событий, расчеты эти оказались необоснованными.

Приходившие в царскую ставку сообщения говорили о том, что условия для похода на Ригу сложились благоприятные. Царю и его советникам было известно, что польское войско осадило Варшаву, где находился большой шведский гарнизон во главе с фельдмаршалом Виттенбергом и ряд советников Карла Густава. Стало известно и о намерениях Карла Густава и его союзника, бранденбургского курфюрста, соединенными силами идти к Варшаве, чтобы выручить осажденных, нанести поражение вражескому войску и «польского короля неволею привесть в мир»[353]. Позднее пришли сообщения о капитуляции шведского гарнизона в Варшаве, но одновременно и о приходе соединенных сил союзников к польской столице[354]. В таких условиях, когда дело шло к сражению под Варшавой, наместник Ливонии М. Делагарди не мог ожидать значительной помощи ни от Карла Густава, ни от курфюрста. Шотландец Александр Лесли, намеревавшийся поступить на русскую службу, писал в августе 1656 г. из Кенигсберга одному из офицеров русской армии, полковнику Англеру, что М. Делагарди все время просит помощи, «а свейскому королю помочи граф Магнусу учинить нелзе». По его сведениям, в Ригу был послан лишь один «неполной полк»[355]

. Перебежчики из Риги также сообщали, что в городе «служилых людей есть немного, и то худые»[356].

Для русского правительства особое значение должны были иметь сведения, доставленные в июле 1656 г. возвращавшимся от Карла Густава и проезжавшим через места будущих военных действий Назарием Алфимовым. Он сообщил, что к М. Делагарди пришли офицеры армии и заявили, что «служить, де, им королю не с кем», так как их солдаты погибли в боях в Жемайтии. В ответ на это, по его словам, граф Магнус заявил, что «служилых людей взять негде», а рижские горожане заявили, что не намерены защищать город от русских войск». «И он, де, граф Магнус, — заканчивал Н. Алфимов свое сообщение, — хочеть бежать за море, корабли, де, у него готовы»[357]. Все эти сообщения должны были вызывать надежды на быстрое и успешное окончание похода на Ригу.

Надежды эти могло укрепить только знакомство с грамотой Карла Густава, которую привез Н. Алфимов. Конфликт с Россией ставил Карла Густава после неудач при попытке подавить восстание на польских землях в трудное и опасное положение, поэтому он приложил усилия, чтобы избежать столкновения.

По-видимому, понимая, что именно позиция шведской стороны по вопросу об установлении границ привела к резкому охлаждению русско-шведских отношений, он сообщал, что Магнус Делагарди и «великие» послы получат все полномочия «для подлинных рубежей розводу с вашими царского величества бояры и думными людми»[358]. Король обещал провести расследование и наказать виновных в пограничных столкновениях: «И будет то сыщетца подлинно, и им наказание учиним — безо всякие нашие… милости». Он сообщал, что полковник Волакс наказан и отстранен от должности[359]

.

Как представляется, в сложившейся ситуации документ должен был быть воспринят в царской походной ставке как свидетельство слабости противника. Вместе с тем, поскольку полковник Волакс был только отстранен от должности, а членов Таллинского магистрата за ущерб, нанесенный «государеве чести», король казнить отказался[360], у царя и его советников появилась «законная» причина для ведения военных действий.

Приходили и известия (хотя и не такие многочисленные) о возможном вступлении в войну Дании. Как узнал Н. Алфимов, проезжая в начале июня через Мемель, датский король принял Д. Мышецкого «с великою честью»[361]. Один из родственников полковника Англера получил в начале июля письмо от голландского купца из Кенигсберга, что в Дании снаряжаются две большие эскадры. «А чаем, — писал автор письма, — что пойдут X Колывани или к Ругодиву, чтобы государю царское морское пристанище было». Он же сообщал и о мобилизации в Дании сухопутных военных сил[362]. Александр Лесли также сообщал, что шведы «опасаютца от датцкого короля»[363]. Эти сообщения позволяли надеяться на то, что миссия Д. Мышецкого в Копенгагене может увенчаться успехом. С выходом в море датских эскадр шведский флот уже не смог бы помогать Риге.