Русское язычество. Мифология славян

Быть может, это какой-то мифологический изобретатель письмен, так как у языческих славян существовали, по свидетельству монаха Храбра, какие-то черты и резы, которыми они передавали свои мысли до некоторой степени; но, быть может, этот образ молодца на корабле есть не более как способ величания молодца, которому колядуют. Но этот образ, составляя сам по себе предмет особой колядки, является в другой колядке с солнцем, месяцем и происхождением реки из слезы. Пусть этот вопрос решат ученые, более и специальнее нас занимающиеся мифологиею.

В другой песне, также колядной, Дунай истекает из крови замученного Христа.

Колись то було из предка вика,Коли жидова Христа мучила,Шинови шпильки за ногти гнала,З пальця-мизинця кривця капала,Де кривця капне, там Дунай стане.

Вероятно, здесь именем Христа, как часто бывало, заменилось другое, мифическое имя, и самый этот образ состоит в связи с происхождением Дуная из крови в великорусских песнях. В одной белорусской песне мы встретили также черты, указывающие на превращение в Дунай человеческого существа: «Суди, Боже, дождать весны! Поеду, разгонюсь, превращусь в Дунай». Молодая вдова брала воду из Дуная, разговаривала с Дунаем: «Дунай, Дунайчик! Не тяжело ли тебе плескать в луга, обмывать белый камень, разрывать желтый песок?» Потом следует обращение ко вдове как бы от Дуная. Такой оборот напоминает разговор князя Игоря с Донцом в «Слове о полку Игореве». В одной старой думе, сообщенной нам почтенным профессором Дерптского университета А. А. Котляревским, изображается разговор Днепра Словуты (Днепре Словутицю — «Слово о полку Игоря») с Дунаем: здесь Дунай уже имя собственное. Днепр спрашивает Дуная: «Что это я своих Козаков не видал? Или твое Дунайское гирло их пожрало, или твоя Дунайская вода моих Козаков забрала?» — Промолвил тихий Дунай: «Днепр, батюшка Словута, сам я себе думаю и гадаю, что детей своих у себя не вижу; уже четверть года — три месяца — проходит, как твоих детей у меня нет. Не мое Дунайское гирло их пожрало, не моя Дунайская вода твоих детей забрала, — турки их не перестреляли, не изрубили, не отослали в Царьград. Все мои цветы луговые и низовые поблекли, не видя твоих Козаков».

Питаеться Днипро тихого Дуная:Тихий Дунаю, що я своих козакив не видаю?Чи твое Дунайскее гирло моих козакив пожерло,Чи твоя, Дунай, вода моих козакив забрала?Промовить тихий Дунай до Днипра Словути:Днипре, батько Словуто! сам я соби думаю-гадаю,Що твоих козакив у себе не видаю;Уже чверть рока — три мисяци вибивае,

Як твоих козакив у мене немае;Не мое Дунайске гирло твоих козакив пожерло,Не моя Дунай-вода твоих козакив забрала,Их турки не порубали, не постриляли,До города Царьграда в полон не забрали.Вси мои квити луговии й низовий понидили,Що твоих козакив у себе не видили.

Далее рассказывается о том, что козаки разоряли огнем и мечом бусурманские города, набирали вдоволь добычи и возвращались до реки (?) Хортицы, там переправлялись, прибывали к стародавней Сече и в Сече делили добычу, пили мед и водку, просили Господа Бога за весь мир. Это рассказывается как бы по свидетельству низовых рек, названных помощницами Днепра.

Котории козаки черкеским полем гуляли,Рики низовий, помошници Днипровии, добре знали.

Подобное же выражение о реках — помощницах Днепра встречается в думе о Ганже Андыбере, где реки, помощницы Днепра, означают Козаков гетмана.

Ой рики, каже, ви, рики низовий,Помощници Днипровии,Або мини помочи дайте,Або мене з собою визьмите!

Есть еще иное представление о Дунае: в одной из колядок он истекает из божьих слез и об этом говорят между собою месяц и звездочка.

Ишов, перейшов мисяць по небу,Та й зостричався з ясною зорею.Зирнице-сестрице, ходимо вкупи,Ходимо вкупи Бога шукати,Найти нам Бога в пана господаря,На стил схилився, слизоньку зронив,Де слиза капне, там Дунай стане.

Разлив реки сопоставляется с разгулом любви…