Рыболовы

При этомъ извстіи Петръ Михайлычъ словно застылъ.

— Вотъ такъ штука! — воскликнулъ Василій Тихонычъ. — Ну, братъ Петръ, будетъ теб отъ жены баня. Вс глаза она теб теперь выцарапаетъ.

— Ужасти какъ воюютъ! Хозяйку ругательски изругали, — разсказывалъ мальчишка.

— Поднимите меня, братцы. Надо хать. Что-нибудь врно дома случилось… — произнесъ наконецъ заплетающимся языкомъ Петръ Михайлычъ.

Егерь и Степанъ бросились его поднимать съ рогожи.

— Ну, не говорилъ-ли я, что мы не попадемъ на куропатокъ? Такъ и вышло… — бормоталъ егерь.

Василій Тихонычъ началъ расчитываться съ сторожемъ Антропомъ за выпитое и съденное. Петра Михайлыча, держа подъ руки, повели къ телг.

XIV.

Телга Степана подъзжала къ сборной охотничьей изб. Сзади халъ верхомъ на лошади мальчишка, посланный за Петромъ Михайлычемъ. Въ телг сидли Степанъ и егерь. Самого Петра Михайлыча было не видать. Онъ лежалъ ничкомъ на дн телги, на сн, прикрытомъ рогожей. Петръ Михайлычъ былъ такъ пьянъ, что по дорог заснулъ. Василій Тихонычъ не сопровождалъ его. Онъ остался около лсной сторожки и ршилъ со сторожемъ Антропомъ идти на охоту.

Время было за полдень, стояла обденная пора, а потому на крыльц избы собрались вчерашнія крестьянскія двушки съ Аришкой во глав, которымъ Петръ Михайлычъ назначилъ это время, чтобы явиться для полученія денегъ за псни. Тутъ-же стояли кузнецъ Калистратъ, мальчишки съ корзинками грибовъ и раковъ, баба съ яйцами. Калистратъ пришелъ, чтобы получить деньги за услажденіе Петра Михайлыча гармоніей во время его вчерашняго бражничанья, мальчишки и бабы явились, чтобъ продать охотнику свои товары.

— Привезли! — крикнулъ, поровнявшись съ избой, верховой мальчишка жен Петра Михайлыча, сидвшей у окна и ожидавшей мужа.

Это была женщина лтъ тридцати, довольно миловидная и нарядно одтая. Она тотчасъ-же выскочила на крыльцо, но, не видя Петра Михайлыча, воскликнула:

— Гд-же? Гд-же онъ, голубчикъ? Что такое случилось? Ужъ не убили-ли его на охот?

На глазахъ ея дрожали слезы.

— Зачмъ убивать? Живъ-съ… А только они изволили умориться и уснули, — отвчалъ Степанъ, вылзая изъ телги. — Вотъ-съ… Извольте получить. Они на дн телги лежатъ.

— Пьянъ? — всплеснула руками жена Петра Михайлыча. — Такъ я и знала, что онъ здсь пьянствуетъ, потому статочное-ли дло, чтобъ ухать на охоту на одинъ день и три дня домой не показываться! Ахъ, мерзавецъ! Ахъ, подлецъ!

— Маленько загуляли, это дйствительно, — отвчалъ егерь и сталъ расталкивать спящаго Петра Михайлыча, говоря: — Петръ Михайлычъ! Вставайте! Пріхали… Судруга ваша васъ дожидаются.

Въ отвтъ Петръ Михайлычъ только мычалъ. Супруга подскочила къ телг, схватила Петра Михайлыча за волосы и начала его раскачивать приговаривая:

— Вставай, вставай, пьяница! Подемъ домой скорй, путанникъ несчастный! Вдь ты дло дома бросилъ! Платежи у тебя по длу. Въ лавку къ приказчикамъ съ векселями со всхъ сторонъ такъ и лзутъ, а ты даже не распорядился, чтобъ деньги приготовить…

Петръ Михайлычъ поднялся въ телг и слабо боролся съ супругой, защищаясь отъ нея.

— Маша! Маша! Оставь! Что это такое?! Я не сплю, — говорилъ онъ.

Стоявшія около крыльца двушки, мальчишки и бабы смялись.

Петра Михайлыча вынули изъ телги. Онъ былъ совсмъ въ растерзанномъ вид: безъ картуза, въ растегнутомъ пиджак, подъ которымъ не было жилета, съ всклокоченной головой и лицомъ, оцарапаннымъ въ нсколькихъ мстахъ о дно телги. Онъ стоялъ покачиваясь и смотрлъ на всхъ посоловлыми глазами.

— Домой! Сейчасъ домой! демъ домой! Что-жъ ты стоишь, остолопъ! — кричала жена. — Мужикъ! Гд его шапка?

— Позвольте, сударыня… Какъ-же домой, коли они съ нами еще за вчерашнія псни не разсчитались? — заговорили двушки. — Намъ пятерымъ по сорока копекъ слдуетъ.

— И мн за полдня три гривенника… — выступилъ кузнецъ Калистратъ.

— Какія такія псни? Какіе такіе три четвертака? Вонъ! Ничего я не знаю! — вопила жена и толкнула черноглазую Аришку въ грудь.

— Ты, барыня, не толкайся! — въ свою очередь крикнула та, вся вспыхнувъ. — Я сама сдачи дамъ. Мы за своимъ пришли, мы за деньгами, потому намъ за псни не заплачено.

— Ну, чего вы лзете-то? Не пропадутъ ваши деньги! Чего вы съ можемъ къ горлу-то приступаете? Не въ послдній разъ къ намъ Петръ Михайлычъ пріхалъ. Посл заплатитъ, — усовщивалъ двушекъ егерь.

— Нтъ, ужъ теперь въ послдній! — подхватила жена Петра Михайлыча. — Вижу я, какая это охота! Это только пьянство одно, кутежъ и больше ничего! Ну! что-жъ ты, выпуча глаза-то, стоишь! Иди на крыльцо! Вдь поправиться надо. Нельзя-же теб эдакимъ чучелой домой хать.

— Маша! Маша! Ты не очень… Зачмъ такъ?.. — бормоталъ хриплымъ пьянымъ голосомъ Петръ Михайлычъ и съ помощью егеря началъ взбираться на крыльцо.

Жена отправилась за нимъ слдомъ.

— Сейчасъ, сударыня, на желзную дорогу подете, такъ я подожду? — спрашивалъ ее Степанъ.

— Сейчасъ, сейчасъ. Будетъ ужъ ему здсь пьянствовать!

— Барыня, а барыня! Петръ Михайлычъ! Такъ какъ-же деньги-то? Вы разсчитайтесь! Что-жъ это такое, помилуйте… Теперича я изъ-за гармоніи второй день прогуливаю… — говорилъ кузнецъ Калистратъ.