Рысюхин, ну вы и заварили!

«Угу, и обзор из них парадоксальным образом никого не смущает уже, хотя поначалу тоже криков было, мол, негоже при жизни в могилу лезть и в яме от врага прятаться».

Но сказать, что всё шло совсем уж ровно — нельзя. В том числе и сам виноват. На второй день, хоть и воскресный, но рабочий, как только начали копать, обратился к нашему штабсу, который «на раскопки» водил нас лично, не доверяя помощникам:

— Разрешите обратиться!

— Обращайтесь.

— На нас, пока мы копаемся, местные твари не нападут? А то на изнанке, как на даче, расслабились.

— Хороший вопрос. И ответ на него искать надо где?

— В Уставе.

— И что там на сей счёт сказано?

— Что нужно организовать боевое охранение.

— Всё верно. Ну что, как в армии принято: кто инициативу проявил — тому её и реализовывать. Действуйте, курсант Рысюхин!

— Есть!

Но если кто решил, что я побежал в патруль, то зря. Речь-то шла о том, чтобы это самое хранение ор-га-ни-зо-вать! Ну, я этим и занялся: вызвал по фамилиям четырёх самых бестолковых в копании парней и отправил их на два парных поста, метрах в двухстах от будущей траншеи, пообещав сменить через два часа. Те выполнять мои распоряжения не торопились, посмотрели на штабса, и тот кивком подтвердил мои распоряжения. Я же достал из внутреннего кармана часы — не наградные, обычные, и засёк время. Знал бы, что меня в итоге назначат унтером нашего учебного взвода — не стал бы выступать, вот честное благородное слово! Потому как работы с ответственностью стало куда как больше, на ровном месте.

Через неделю нам устроили баню! Я такого счастья от простой помывки и не ожидал даже! Была бы тут хоть какая-то речка, нашли бы способ добыть воды и помыться, а так — вода из бочки по норме, только и хватало, что обтереться мокрой холстиной, да бельё сменить. А тут — и помыться, и, в кои-то веки, постираться! Ага, а ещё организовать помывку и стирку своего учебного взвода — вот надо было мне тогда вылезать с охранением⁈ А вылез — прикинулся бы дураком и побежал «охранять», сейчас бы голова не болела. Ага, зато репутацию бы сам себе угробил начисто, махом, а восстановить уже и не успел бы, за оставшийся год. Ладно, выезд всего десять дней, семь прошло, три осталось!

Немного утешало, что таких, как я было ещё двое, причём оба тоже нарвались на инициативу и её реализацию, ага. Не знаю даже, по неосторожности или из карьерных соображений. Один практически повторил мой путь, озаботившись тем, кто будет охранять нас во время сна, после чего появились посты из студентов, дублирующие настоящую охрану. А в том, что она есть ни я, ни дед не сомневались ни секунды. Ведь в первую ночь офицеры и нас отпустили спать, и сами легли совершенно спокойно. Второй же попался на уловку вида «кто может показать, как выполняется это строевое упражнение», после чего проводил строевую на пару с поручиком, причём поручик командовал, а он показывал, причём спрос с него был повышенный. Зато вне плаца он стал командиром третьего учебного взвода.

Дед говорит, что у нас троих повышенные шансы получить по выпуску звание на ступень выше, мол, таким образом отбирают склонных к командованию, а потом проверяют их на способность реализовать эту склонность. Не знаю, да и всё равно мне, поскольку по армейской линии идти не собираюсь, а служить планирую по-прежнему экспертом-криминалистом.

После бани, когда сидели расслабленные, Вася Подосиновиков неожиданно признался:

— Вот завидую я тебе, Юра, по-хорошему. Всё тебе удаётся. Пусть не сразу, и не «само», видно же, но и с даром управляешься, и учёба, и стихи ещё… Я тоже когда-то сочинять пытался, да что там, все пытались, ну, большинство точно. Ну, я как-то раз и решил выступить, как раз на литературе конкурс объявили. А я как раз футуристами увлёкся, вот это вот всё: новые выразительные образы, новые формы, смелость в выражении чувств. Я и написал, о первом преодолении, так сказать.

Вася продекламировал, тыкая пальцем в воздух, будто обозначая место каждого слова на листе:

Ага:

нога!

Из ёй тырчать рога!

Раздались смешки, а Вася продолжил:

— Наша Инга Демидовна как услышала, так аж взвилась! Схватила мой листок почитала немного, глаза прикрыла, головой помотала. Потом говорит: «Вы, Василий, можете оказать большую услугу отечественной словесности! Если пообещаете больше никогда не писать стихов!»

Хохотали все. Наконец, я смог спросить:

— Вась, а что за рога такие, откуда⁈

— Я же говорю — о преодолении стихотворение! Шнурки это. И писал о том, как я в детстве их завязывать учился. Рога — это как символ угрозы и вызова, в первую очередь.

— Шнурки⁈

Хорошо посидели, вспоминая свои неудачные подростковые опыты в поэзии и просто выдающиеся перлы в сочинениях, приписываемые сплошь одноклассникам, и только отсутствие гитары, которую никто не придумал тащить с собой, избавило от песен под неё.