Неожиданно из одной группы танцующих в богатых костюмах из серебряной и золотой парчи выбежала нимфа со светло-русыми, развевающимися волосами, с гибким станом, изящной ножкой, с колчаном за плечами, махая стрелой с золотым наконечником и блестящими перьями. Хорошенькая нимфа была в маске, но сердце короля забилось сильнее. Увлекаемый против воли, повинуясь чувству, не в силах совладать с ним, он приблизился к нимфе, пробегавшей мимо него.
– Прелестная нимфа! – воскликнул он. – Счастливы те, кого вы пронзите своими стрелами! Раны смертельны?
– Прекрасный рыцарь, – отвечала нимфа, – я скупа на свои стрелы, я не хочу никому доставить счастья умереть от них.
Людовик XV взял нимфу за белую руку и тихо увлек ее в «гостиную цветов».
– Как? – спросил он. – Разве вы боитесь быть любимой?
– У Дианы сердце нечувствительное, и эта гордая богиня насмехается над мучениями любви.
– А вы ее ученица?
– Да.
– Не стоило бы так покорно следовать предписаниям вашей учительницы, потому что было бы прискорбно, если бы под таким очарованием скрывалась еще и такая жестокость…
– О! Не все красавицы, встречаемые в лесах, дали обет равнодушия, – отвечала хорошенькая нимфа, улыбаясь и показывая ряд жемчужных зубов.
– В самом деле? И вы принадлежите к их числу?
– Какое вам до этого дело?
– Вы прекрасны и обольстительны, а возле очарования и красоты равнодушие – опасный яд.
– Это залог счастья.
– Не говорите так!
– Разве лучше, чтобы я думала и молчала, чем думать и говорить?
– Скажите мне, хорошенькая нимфа, разве убийственное наслаждение охотой приводит вас и ваших подруг в глубину лесов?
– Не всегда… между нами есть одна, бывающая в лесу вследствие совсем противоположного чувства.
Разговаривая таким образом, король и нимфа дошли до «гостиной цветов» и сели на мягкий диван. Король все держал руку нимфы в своей.
– Та, о которой вы говорите, – продолжал он, – может быть, нежная Венера, отыскивающая среди лесной зелени какого-нибудь нового Адониса? Вы молчите?
– Я думаю.
И нимфа слегка вздохнула.
– Адониса, – повторил король.
– Да… Адониса… очаровательного! – Нимфа вздохнула опять и печально покачала головой. – Ах, как жаль, – сказала она. – Какое это несчастье!
– Почему? Какое несчастье?
– Потому что между бедной нимфой и прекрасным Адонисом расстояние слишком велико…
– Расстояние?
– Которое невозможно преодолеть.
Она вздохнула в третий раз.
– Ничего нет невозможного, – с жаром сказал король. – Всякое расстояние сокращается, когда любовь простирает над ним свои крылья.
– Увы! Любовь поднимается очень высоко, – отвечала хорошенькая нимфа, – но она не долетает до трона.
– До трона! – повторил король. – Что я слышу?
– Молчите! – сказала нимфа в большом замешательстве.
– Почему я должен молчать?
– Потому что этого никто не должен знать.
– Даже я?
– Оставьте меня!
Она хотела встать, король осторожно удержал ее.
Они были одни в «гостиной цветов».
– Ответьте мне только, – продолжал король, – в какой части земли можно встретить эту очаровательную и чувствительную нимфу?
– О! У вас нет никакой надобности искать ее в другом полушарии. Редко прекрасный Адонис охотится в лесах, в окрестностях Парижа, без того, чтобы чувствительная нимфа не явилась ему… Но, однако, есть одно место, которое она предпочитает…
– Как оно называется?
– Сенарский лес.
– Сенарский лес! – с жаром повторил король. – О! Не употребляйте во зло волнение, которое испытываю я. В этом лесу я встретил привлекательнейшую женщину, которая заставила забиться мое сердце от любви и надежды…
– Молчите! Молчите!
– О! – продолжал король с еще большей нежностью и одушевлением. – Скажите мне, знаете ли вы очарователь-ную амазонку Сенарского леса, которая при каждой охоте является в различных видах?
– Да, я ее знаю.
– И близко?
– Очень.
– Сделайте мне милость, – попросил король, целуя руку нимфы, – снимите маску.
Молодая нимфа стояла перед королем спиной к двери. Быстрым движением она сняла маску, закрывавшую ее лицо.
– Ах! – воскликнул король, любуясь прелестными чертами сенарской незнакомки, – это была правда…
Он встал и снял свою маску.
– Король! – испуганно проговорила нимфа. – Ах! Он знает все!..
И она убежала из залы. Король, покраснев от удивления, удовольствия и волнения, бросился за ней, не надев даже маски. Нимфа исчезла в толпе, но из ее руки выпал носовой платок, обшитый кружевами. Двадцать рук опустились в одно время, но Людовик XV проворнее всех своих придворных бросился и схватил тонкую батистовую ткань, затем он осторожно бросил ей платок, так как не смог достать рукой до хорошенькой нимфы. В этом вежливом движении, чисто французском, придворные узнали восточный обычай.
– Платок брошен, – сказал Ришелье.
– Платок брошен! – повторили десять голосов.
Через десять минут вся зала говорила: «платок брошен», и мадам Рошшуар, рассчитывавшая зажечь в сердце короля истинную страсть, упала в обморок от горя, не достигнув своей цели. Лица многих присутствующих омрачились, и скоро все произносили одно имя – одни с восторгом, другие с завистью, бешенством и презрением.
Это было имя мадам Ленорман д'Этиоль.