Рыцарь Огненной кавалерии

Эйнар ехал бы и ночью, но Мёртвые Земли этого не простят. Старинные знаки-треугольники, предупреждающие об опасности, остались позади. Межер не находил заражения, окраины гиблых мест очищались, но вряд ли возможные преследователи об этом знают. Никто в здравом уме не решит, что они отправились в Мёртвые Земли. Сюда даже не каждый антрубер сунется.

Людвиг, как и раньше, занялся лошадьми, рассёдлывая и стреноживая их. Эйнар вспомнил, что так и не забрал припасы. Придётся поголодать. Но три дня потерпеть без еды можно, а вот без воды… здешнюю воду пить нельзя.

Костёр разжигать опасно, но здесь слишком холодно и нужно заняться раной. Эйнар разложил хворост у большого камня, надеясь, что с востока свет не будет видно. Рыцарь закончил с лошадьми и сел огня, бросив меч на землю, и прижал к груди тонкое колечко.

— Дай посмотрю на рану, — сказал Эйнар.

— Само заживёт.

— Дай посмотрю!

Людвиг сдался и сел поближе. Царапина на подбородке неопасная, но останется тонкий шрам. А вот на скуле ранка глубокая и, должно быть, очень болезненная. И тоже будет шрам, более заметный.

— Болит, — пожаловался парень.

— В лицо всегда больно.

К большому счастью Людвига, на подвижности лица рана не отразится. Это хорошо, ведь жить, когда половина морды похожа на оплывшую маску, очень сложно. Тогда Эйнара вылечила Берна, но её больше нет.

Он наложил много мази и обвязал голову. Заживёт быстрее, вот только новую мазь достать больше негде. С повязкой Людвиг стал похож на бандита. Даже страшно представить, что он думает о сегодняшнем дне. А ведь он опять вступился за друга.

— Всё-таки нечего их жалеть, — Эйнар решился на разговор. — Сопляки, конечно, но сами искали драку. Попадись им кто другой, они бы его убили.

Людвиг поднял голову.

— А знаешь? Я их и не жалею, — сказал он глухим голосом. — Пытаюсь себя заставить, но не могу. Даже лица их не запомнил. Помню, как выглядели те храмовники. Твой друг и тот одноглазый. Помню все морщинки и шрамы. А эти трое…

Он подобрал палку и потыкал костёр.

— Мне плевать на них и завтра я их не вспомню, хотя так и не должно быть. Но вот твой друг… он убрал меч, а я ударил.

А ведь возмущение Людвига в трактире вполне справедливое. Опять стоял и смотрел. Да, опять. Эйнар мог остановить бой, просто встав между бойцами, Ульфу и Людвигу пришлось бы прекратить сражаться. Что было терять? Репутацию в клане, в котором его и так никто не уважал? А тем временем Сестрица бы сдох. Надо сказать это, успокоить парня и разделить с ним всё случившееся дерьмо. Но слова не идут, а проклятый комок в горле не даёт сглотнуть.

— Так получилось, — Эйнар сжал правый кулак до боли, чтобы не дрожал. Почему не может сказать? — Вышло очень глупо. Не вини себя.

— Он же не сам напоролся на меч. Я ударил, как учили. Несколько обманных атак. Удар в кисть, рассечь сухожилия. И последний удар. Насмерть.

Он так и держал палку в костре. Она загорелась и пришлось отобрать, чтобы парень не обжёг пальцы.

— Помнишь того деда? — спросил Эйнар. — Я тебе показывал.

— Да, — Людвиг кивнул, далеко не сразу. — Кнуд Кольценосец, ты говорил. Нас в детстве им пугали, поэтому не поверил.

— У нас он легенда. Настолько хороший воин, что дожил до своего возраста. И жалеет об этом.

— Жалеет?

— Да, когда в сознании. У нас к смерти относятся не так, как вы. Если бы Ульф мог выбирать, он бы выбрал то, что случилось сегодня. Смерть не от старости, а в бою. Даже если бы ему сказали, что он умрёт от твоих рук, он бы рассмеялся и всё равно вышел драться. Не твоя вина в том, что случилось.

А вина самого Эйнара, но он никогда это признает. Погубил Ульфа, Берну и остальных. И никогда не признается в том, что случилось с Хенриком. Это твоя вина, кричал тогда Старик. Даже через столько лет эти слова не ушли из головы. Неужели отец был прав?

— Хреновый из меня утешитель. Несу какую-то чушь. Просто знай, — Эйнар сглотнул. — Что я тебя в этом не виню.

Так и не сознался. Так и умрёт трусом. Одно полено в костре щёлкнуло и Людвиг вздрогнул.

— Я понял, почему меня взяли в красные плащи, — сказал он. — Разглядели во мне талант, единственный, который есть. Если бы я не сбежал тогда, как последний трус, я бы достиг там вершин. А хотя нет. Я бы сдох. И так было бы лучше.

— Это не так. Совсем не так.

— Что не так? Что я не убийца? Так я прикончил семерых. Пятерых только сегодня.

— Ты же не просто так их убил, не для удовольствия. Ты защищался. И защищал меня, раз уж на то пошло.

— Того сыночка фюрста и его дружка я бил так, чтобы убить наверняка, — Людвиг потрогал повязку на лице. — На последнем дрогнул. И получил в морду. Я и до этого был зол, а после… даже плохо помню, что случилось. Не сразу понял, почему он лежит с разбитой башкой. Остался только страх, он никогда не проходит, но эта злость его глушит. А что будет дальше, когда я опять сорвусь с цепи? Начну сжигать людей заживо? — последнюю фразу он прошептал.

— Нет, Виги…