Рыцарь пентаклей

— Боюсь, это будет капля в море и лучше тогда не жертвовать ничего вообще, — язвительно заметило облако дыма.

— А я боюсь, что разовое пожертвование такого размера убьёт моё дело, — развёл руками Орди. — И я не смогу материально поддерживать вдов, сирот и пенсионеров долгое время, как собирался. В краю, откуда прибыли мои опахальщики, есть поговорка: «Лучше стричь овцу каждый месяц, чем зарезать один раз».

— Не сомневаюсь, что в стране этих ребят есть множество поговорок про овец, — ухмыльнулся Бульдог. — Ладно, Ординари, так и быть. Двадцать пять.

Это был уже другой разговор.

— Семь с половиной.

— Я пойду, — над облаком вырос Капкан, — было приятно иметь с вами дело, но жадность никто не любит.

— Кажется, я понял, — поспешил ответить Орди. — Десять?..

Торг продлился очень долго — с уступками, взаимными обидами и угрозами уйти, пока, наконец, не остановился на пятнадцати тысячах. Это были огромные деньги, на которые можно было скупить пару кварталов Брунегена вместе со всем содержимым. К моменту окончания спора облако дыма разрослось до такой степени, что можно было подумать, будто в особняке Ординари начался пожар.

— Надеюсь, вы понимаете, что мы пошли на значительные уступки, — мрачно сказал Бульдог. — И только потому, что надеемся на долгосрочное сотрудничество.

— Разумеется, — улыбнулся Орди как можно шире и честнее. — Но есть один нюанс.

— Ещё и нюанс? — проревел Капкан.

— Да. Но ничего особенного. Очень много денег сейчас в обороте, поэтому ничего, если я отдам часть не золотом, а разными ценностями и товарами?

Бульдог поразмыслил пару секунд и кивнул.

— Ладно. Когда вы сможете распла… сделать взнос? — детектив снова покосился на опахальщиков. Те стояли с каменными лицами и показывали, что они совершенно «Рум шапур».

— Думаю, мне понадобится пара дней, чтобы всё устроить, — пришлось изрядно напрячься, дабы скрыть злорадство. Метафорически выражаясь, в душе Орди плясали мелкие демоны, которые потирали копытца и мерзко хихикали в предвкушении расплаты.

13

Ранним утром, когда солнце выглянуло из-за горизонта и брезгливо поморщилось, взглянув на Брунеген, в городе произошло странное.

Привычно гасли ночные фонари, открывались двери и ставни многочисленных лавок, раздувались меха в кузницах, хабалистые торговки обнюхивали и раскладывали товар, а дворники готовились принять очередной бессмысленный бой с мусором.

В районах побогаче ржали кони, крутились колёса карет и колясок, стучали по мостовой каблуки ботинок и туфелек. Где победнее — шлёпали по грязи босые ноги. Стайки облезлых пёстрых собак сбегались к мясницким лавкам и бойням в надежде получить вожделенные обрезки.

Представители ночных профессий в этот час, наоборот, расходились по домам: грабители, наёмные убийцы, воры и разбойники, зевая и звеня монетами, скрывались в грязных пивных, подозрительных ночлежках и сомнительных тавернах.

А вот что не было привычным, так это множество подвод, запряжённых лошадьми. Как капли воды превращались в ручьи, а затем собирались в полноводные реки, так и множество телег со скрытым под соломой содержимым, собрались в бурный поток на широкой центральной улице, совершенно её забив. К телегам присоединялись женщины, исходя из вида и макияжа которых, можно было сделать верные выводы об их профессии. Несмотря на раннее утро, дамы уже были хмельны, много смеялись и шутили, бросали жаркие взгляды на кучеров и смущали прохожих, как бы случайно задирая и без того короткие юбки и платья. Процессия увеличивалась с каждой минутой и переросла в настоящий марш. Спустя какое-то время к нему подключился небольшой духовой оркестр — и веселье закрутилось с новой силой. Особенно старался низенький тромбонист, дувший в инструмент с такой силой, что покраснел, как помидор. С телег начали потихоньку вытаскивать бутылки вина и крепкого бренди, музыка гремела на всю улицу, люди обходили марш продажных женщин по вытянутой дуге и таращились из окон. Откуда-то появились яркие веера, конфетти, огромные фаллические фигуры из папье-маше и прочие атрибуты неудержимого в своём веселье народного гуляния.

Посторонние думали, что карнавал движется по городу без всякой цели, но цель у него была: в конце одной из центральных улиц возвышался облицованный серым гранитом старый орудийный форт, формой похожий на нечто, собранное ребёнком из кубиков разного размера, — штаб-квартира Брунегенской Стражи.

Охранники попытались помешать толпе попасть внутрь и даже угрожающе выставили алебарды, но через какое-то время обнаружили себя пьяными и пребывающими в горячих женских объятьях.

Весёлый вихрь алкоголя, музыки и ярких платьев промчался по зданию как пожар. Он охватывал комнату за комнатой, коридор за коридором — и вскоре город оказался совершенно беззащитен перед лицом преступности. То есть, он и раньше был не особенно защищён, но теперь последняя линия обороны пала. Пала, как все великие империи, — из-за управленческого паралича и морального разложения.