Рыцари былого и грядущего. Том 3

— Ты прожил свою жизнь, а не чужую. Так хотел Бог, — добродушно заметил Морунген.

***

В лесу, через который вот уже несколько часов шли тамплиеры, на первый взгляд не было ничего чудесного. Огромные, порою до метра в диаметре, стволы деревьев выглядели впечатляюще, но вполне по земному. Трава на обочине была изумительного изумрудного цвета, но каждый не раз видел такую траву — чистую, яркую, особенно после дождя, хотя дождя здесь не было. Самым удивительным было то, что через плотно сомкнутые кроны деревьев сюда почти не проникал яркий свет, мягкий зеленоватый сумрак леса производил впечатление мистическое, но и в этом не было ничего сверхъестественного. Андрей заметил, что за несколько часов пути они ни разу не видели сухого или упавшего дерева. Умирают ли эти гиганты вообще? Не увидеть чего–то обычного и увидеть нечто необычное — не одно и то же. А сами деревья были хорошо известных пород — дубы, клёны, вязы. Могло, конечно, удивить, что лес — европейский, но землю, по которой они шагали, лишь с большой условностью можно было назвать африканской.

Зверя здесь было много. Лисы, волки, зайцы постоянно выскакивали на дорогу, впрочем не задерживаясь на ней. Пару раз прокосолапили крупные медведи. Звери были явно не пуганные, но к человеку не бежали. А воздух — свежий, чистый, насыщенный разнообразными лесными ароматами, был лишь замечательным лесным воздухом и не более того. Впрочем, неожиданно они получили простое и неброское подтверждение того, что лес, в котором они находятся, всё–таки волшебный. Сиверцева окликнул Беранже де Колль:

— Мессир, посмотрите–ка на это.

— Папоротник. Обычный папоротник. Довольно крупный, хороший экземпляр. Что особенного?

— Ах, мессир, неужели вы когда–нибудь видели цветущий папоротник? Вы посмотрите — некоторые ветки сплошь усыпаны цветами.

— Действительно, — Андрей расплылся в детской улыбке. — Они такие маленькие, эти цветочки, похожи на земляничные. Да, Беранже, многие на протяжении веков хотели бы увидеть цветущий папоротник, а вот он, видишь, и ни чего особенного.

— В настоящей красоте ни когда нет ничего особенного. Всё самое прекрасное в этой жизни так неброско, что мы на него внимания не обращаем. Как мне хотелось бы написать об этом стихи.

— Так напиши.

— Не успею, — грустно сказал Беранже.

Сиверцев молча кивнул и, немного подумав, скомандовал:

— Привал.

Рыцари отошли немного в сторону от дороги, ноги сразу же стали погружаться в ласковый мягкий мох. Обычного лесного мусора здесь не было, мох казался идеальной постелью. И это настораживало.

— Думаю, что на этот мох опасно ложиться, здесь могут быть змеи, — сказал Анри де Монтобан.

— Ты прав, Анри, — сказал Сиверцев, — Точнее, ты был бы прав в обычной ситуации. А здесь, я уверен, такого рода опасности нам не угрожают. Нас должно ожидать нечто по–настоящему ужасное, так что гадюки нас не тронут.

— Сердце маршала — вещун, — торжественно провозгласил Морунген и плюхнулся в мягкий мох.

Все тамплиеры улыбнулись и последовали его примеру. Мох оказался ещё удивительнее, чем они думали, он охотно принимал форму, которая была удобнее отдыхающему человеку. Братья достали из вещмешков хлебы, которыми одарил их на дорогу пресвитер Иоанн, и фляги с водой, наполненные из источника рядом с хижиной старца. Этот хлеб не хотелось резать кинжалами, его бережно отламывали, крошек не было. Хлеб быстро насыщал. Когда они в следующий раз достали хлебы, с удивлением убедились, что они целые. Значит, каждый обеспечен едой до конца жизни. Впрочем, думать об этом не хотелось. Хотелось чуток поспать.

— Всем отдыхать два часа, — скомандовал Сиверцев, — Я дежурю.

Тамплиеры уснули сразу же. Андрей расположился поудобнее и стал рассматривать деревья. Только сейчас он заметил, что каждое дерево живет в своём времени года. У одних весна — только ещё распускаются клейкие листочки, у других лето — листья полностью развившееся, у третьих осень — желтые, красные листья всех оттенков. А зимы здесь не было, ни одно дерево не стояло голым. Может быть, здесь нет времени, поэтому нет ни какого определенного времени года. И здесь нет смерти, поэтому нет зимы. Почему же он всем сердцем чувствует, что в волшебном лесу — осень? Да, вне всякого сомнения, они — посреди осени. Значит, они движутся по направлению к зиме, то есть к смерти?

Периферийным зрением Андрей уловил некое белое пятно, приближавшееся бесшумно и плавно. Он повернул голову и увидел удивительного белого льва. Он был белее тамплиерского плаща, наверное, седой. Величественное густая грива, морда опущена к земле, и глаза закрыты. Может быть, лев — слепой? Идет, однако, уверенно, деревья огибает, как зрячий. Лев приблизился к Сиверцеву и спокойно лег рядом с ним.

— Хлеба хочешь? — спросил Андрей.