Рыцари былого и грядущего. Том 3

Братья чувствовали, что они продвигаются по лесной дороге, но так ли это было на самом деле, они не пытались даже определить. Иногда им казалось, что они идут уже несколько дней, но если бы им сказали, что прошло лишь несколько часов, с тех пор, как они покинули рыцарский зал, никто из них не был бы удивлён.

И вот они увидели дым где–то в глубине леса, может быть, в километре от дороги. Решили свернуть, посмотреть, что там такое. У большого костра стоял человек в лохмотьях и очень внимательно, по–деловому, следил за огнём. Для человека, судя по всему, было очень важно, чтобы костёр горел так, как надо и никак иначе. Его почерневшее от дыма лицо выглядело таким сосредоточенным, что было просто неловко его отвлекать. Братьев, давно уже стоявших рядом с ним, он вообще не заметил, так что у них было время хорошенько рассмотреть его хижину, стоящую неподалёку. Она была сложена из очень толстых массивных брёвен, хотя внутри, похоже, трудно было разместиться и двоим. Имея желание поставить маленькую хижину, разумнее было бы использовать брёвна менее основательные, но в этом лесу все деревья были огромны.

Костёр, между тем, понемногу прогорал, чумазый оборванец начал растаскивать ещё не полностью прогоревшие поленья, приговаривая: «Славный будет уголь, славный будет уголь». Закончив своё дело и, видимо, до сыта надышавшись дымом, он заметил, наконец, братьев и, ни сколько не удивившись, очень просто спросил:

— Вы кто?

— Рыцари Христа.

— Рыцарей Христа не бывает. Или уж «беллаторес» — воины, или уж «ораторес» — молящиеся. Не знаю, зачем вы пытаетесь меня обмануть. Впрочем, это ваше дело.

— А вы кто? — спросил Беранже де Колль.

— Углежог Эврар.

— А точнее? — улыбнулся Беранже.

— Эврар де Брейтель, виконт Шартрский, — углежог выпрямил спину, и его благородная осанка стала всем очевидна.

— Мы хорошо знаем о вас, Эврар, — очень любезно продолжил де Колль. — Когда–то вы блистали в высшем свете, были героем рыцарских турниров, а потом узрели тщету всего мирского, удалились в лес и стали углежогом.

— Не знаю, откуда вам про меня известно, но именно так всё и обстоит с бывшим виконтом Шартрским. Я теперь «лабораторес» — работающий. И, доложу я вам, господа, это прекрасно. Живу в лесу один, в тишине и покое, жгу уголь, потом отношу его на поляну неподалёку. Уголь забирают, а мне оставляют хлеб. Я сам собираю ягоды, орехи, грибы. Вы видели какие здесь грибы?

— Пока не довелось.

— Однажды я нашёл гриб, под которым можно было от дождя укрыться, а вокруг него росло множество меньших собратьев. Если бы вы увидели эту картину, то, не задумываясь, навсегда остались бы в этом лесу. Завтра мы с вами отправимся туда, на это чудесное грибное место. Ну а потом подумаем, где вам хижины поставить, так чтобы мы не мешали друг другу. Лес большой, всем места хватит.

— Вы полагаете, что мы останемся здесь и станем, как вы, углежогами? — поинтересовался Сиверцев.

— А зачем иначе вы сюда пришли? Иначе в лесу делать нечего. Так останетесь?

— Ещё не решили. Подумаем. Что скажете, братья?

Тамплиеры один за другим, пусть и без большой уверенности, начали высказываться в пользу этого решения:

— Может быть, и правда хватит нам уже кровь проливать? Страдаем сами и других страдать заставляем.

— Эврар избрал благую участь. Что хорошего в мирской суете?

— Как должно быть хорошо молиться после мирного труда.

— Возможно, Бог привёл нас сюда, чтоб мы обрели наконец покой. От добра добра не ищут.

Беранже всё это время молчал. Сиверцев, уже почти уверенный, что им надлежит остаться здесь, спросил Беранже, не сомневаясь, что поэт поддержит это решение:

— Что скажешь, благородный де Колль?

— Мы должны вернуться на дорогу. Я правильно вас понял, мессир? Именно этот приказ вы уже готовы были отдать?

Андрей ошарашено посмотрел на Беранже, чистое, ясное спокойствие его глаз подействовало на него отрезвляюще. Потом глянул на радостных братьев и явственно почувствовал в их улыбках фальшь, заметил на их лицах болезненную расслабленность. Братья, кажется, «поплыли». Углежог Эврар невозмутимо с достоинством ждал их решения, не пытаясь уговаривать. На Эврара было приятно глянуть, копоть совершенно не портила его благородного лица, а вот на них, если они здесь останутся, кажется, никто уже не сможет посмотреть с таким же удовольствием. Сиверцев стряхнул с себя болезненное оцепенение и сказал де Коллю:

— Я хотел отдать совсем другой приказ. Но ты прав. Прощаемся. Скажи несколько слов де Брейтелю.

Беранже подошёл к Эврару и любезно сказал:

— Дорогой Эврар, мы очень рады, что встретили вас. Вы действительно избрали благую участь. Рыцарь, отрекшийся от светской суеты и добывающий себе пропитание трудами рук своих достоин большого уважения. Но наш путь иной. Мы «беллаторес» и «ораторес» одновременно. Мы не «лабораторес». Рыцари Христа существуют, дорогой Эврар. Это мы.

Беранже поклонился Эврару. Углежог молча поклонился в ответ, в его глазах теперь читалось понимание.

— Возвращаемся на дорогу, — скомандовал маршал.