Рыцари былого и грядущего. Том II

Осмотрев помещение, они обнаружили вход в подвал. Князев знаками велел Зигфриду контролировать ситуацию наверху, а Сиверцеву вместе с ним спускаться вниз. То, что они увидели было… очень красиво. Десять симпатичных, совсем юных девушек в элегантных белых одеждах стояли кру́гом посреди просторного чистого помещения. Поодаль на резном деревянном стуле с высокой спинкой восседала та самая необычная женщина, которую Сиверцев дважды видел на улице. Андрей нисколько не удивился, увидев её здесь, он знал, что третьей встречи не миновать. Ещё тогда, на улице, между ними проскочил некий энергетический импульс, словно установилась связь, которая обязательно потребует развязки. Её лицо в мертвенном электрическом освещении казалось ещё белее, на нём, как на древней маске, застыло удивлённое, несколько брезгливое выражение. Поразительный утончённый аристократизм сквозил во всех её чертах, и вместе с тем – столь же редкостная отстранённость от всего окружающего, словно она находится внутри хрустального футляра, где дышит каким-то другим воздухом и обязательно погибнет, если этот футляр разбить. Потом Сиверцев много раз вспоминал эту безмолвную встречу, но тогда они с Князевым не могли потратить на осмотр помещения больше двух секунд: лидер слева, группа в центре, внутри группы – несколько глиняных кувшинов.

– Всем на пол! – страшно заорал Князев. Его голос прозвучал так грозно и повелительно, что застигнутые врасплох противники, будь они лучшими в мире спецназовцами, обязательно выполнили бы приказ. Но сейчас в помещении лишь сгустилась тишина, ни одна из юных дев даже не вздрогнула, а стоявшие спиной к неожиданно появившимся мужчинам повернуться не соизволили, лишь бросили на них через плечо равнодушные ледяные взгляды. Королева на троне так же и мизинцем не шевельнула, и бровью не повела. Её губы тронула лёгкая насмешливая улыбка – ни страха, ни гнева, ни злости – только насмешка. Лица девушек тоже тронуло тихое безмолвное презрение. Ни по чему не было похоже, что мужчин здесь ждали, но эти странные существа, кажется, вообще не были способны чему-либо удивляться. На лицах девушек, по большей части явно несовершеннолетних, кроме тихой усмешки читалась безмерная усталость, словно каждой из них шла уже не первая тысяча лет, и бояться было уже нечего, и говорить бессмысленно, и удивляться глупо.

Немая сцена тянулась несколько бесконечных секунд. Сиверцев чувствовал, что его матёрый командор, так же как и он, шокирован этой неожиданной реальностью, но воля его не парализована, и вот прямо сейчас он найдёт решение. «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, грешных», – взмолился Сиверцев и увидел, что Князев жёстко и неотступно смотрит в глаза королеве – в этом взгляде не было ни злобы, ни враждебности, но была горечь, была живая человеческая боль и сожаление, столь же необычные в этой ситуации, как и безмолвное презрение лилин. Боль и сожаление во взгляде командора были настолько человечными и по-своему даже тёплыми, что хрустальная оболочка, внутри которой обитала Лилит, кажется, дала трещину. Королева медленно, с усилием начала поднимать правую руку, словно вдавленную в подлокотник перегрузкой. В тяжёлом усилии этого заторможенного жеста уже чувствовалось явное желание защититься. Лилин увидели этот жест, почувствовали его, прочитали. Ситуация хрустнула, надломилась и рассыпалась. Ангел молитвы одержал безмолвную победу над равнодушным оцепенением духов древней злобы. Лилин вспыхнули, начался кошмар.

Одна из лилин взвилась дикой белой пантерой и, оторвавшись от пола, ногами ударила Сиверцева в грудь. Удар был страшной силы, его впечатало в стену, на него тут же набросились ещё три таких же бешенных белых кошки, они явно хотели вырвать ему глаза. Андрей наклонил голову и постарался прикрыть глаза левой рукой, а правой выхватил кинжал и полоснул вокруг себя. Из клубка тел брызнула кровь, но натиск не ослаб. Здесь больше не было девушек, только стая диких бешенных кошек, хлеставших его упругими жёсткими ударами. Всё переплелось в каком-то дьявольском клубке, душа ушла в боевой ад. Андрей пытался молиться и бить. «Господи Иисусе Христе…» – удар кинжалом наотмашь. «…Помилуй нас, грешных» – колющий удар кинжалом в извивающийся клубок. Сиверцеву казалось, что все демоны преисподней разом набросились на него. Он бил и молился, молился и бил. Потом Андрей не раз удивится тому, что в этом аду не потерял молитвы. Он знал, что, утратив молитву, потерял бы жизнь. По силе каждая лилин была равна нескольким мужчинам. Их руки впивались в него, словно стальные абордажные крючья, казалось, они голыми руками вполне могли вырвать у него сердце и, будь он безоружен, без сомнения порвали бы его на части, но отточенная дамасская сталь кинжала полосовала живую плоть, как она обычно полосует любую плоть – трепетную, мягкую и совершенно беззащитную перед сталью…