Рыцари былого и грядущего. Том II

Андрей обнаружил себя уткнувшимся лбом в стену и рыдающим навзрыд. Командор стоял посреди зала, широко расставив ноги и глядя в пол перед собой. Весь пол бы завален окровавленными телами, кое-где валялись руки, отсечённые отточенной сталью. Андрей дико огляделся и стал оттаскивать мёртвых девушек к стене, укладывая их в ряд. Раненных здесь не было. Даже смертельно раненные лилин продолжали бросаться на них, пока не получали несовместимый с жизнью удар. Андрей посмотрел на лица покойниц и на многих увидел что-то очень человеческое и даже трогательное. В мёртвых лицах девушек было куда больше жизни, чем во время их биологической активности. Сиверцев глянул на Князева и прошипел: «Гнусная победа, омерзительная победа».

Командор оторвал от пола совершенно убитые глаза и, не глядя на Андрея, горячо взмолился: «Господи, прости нас, грешных». Потом повернулся к Сиверцеву: «Прости, Андрюха…». Андрей почувствовал, что жизнь вместе со страшной душевной болью возвращается в него. «Бог простит, мессир, а вы меня простите», – прохрипел он. Теперь он узнал свой голос, значит что-то живое в нём ещё осталось.

Лилит всё так же неподвижно сидела в кресле, но в ней появилось нечто человеческое. Князев подошёл к ней и взял за запястье, пытаясь обнаружить пульс. Она была мертва. «Очевидно инфаркт, – бросил Князев. – Отмучилась». Андрей тоже подошёл к Лилит. Утончённая гармония её аристократических черт совершенно исчезла. Теперь это была маска страдания и ужаса. Вполне человеческого страдания и немного даже детского ужаса

***

Сиверцев с удивлением рассматривал в зеркале свои совершенно седые виски. Он не испытывал по этому поводу никаких чувств. Было лишь странно, что виски – белые. Он только что вымыл голову, и теперь ему казалось, что он перепутал шампунь с краской для волос. И в своём лице, и в своей душе он чувствовал что-то очень чужое, холодное, зловещее. Впрочем, он был совершенно спокоен. Пожалуй, даже слишком спокоен. Неторопясь, побрился. Потом надел камуфляж. Надо было надеть цивильный костюм, но костюм вчера в подземелье решительно погиб, превратившись в кровавые лохмотья. А камуфляж выглядел вполне прилично. Он пошёл в комнату Князева.

– Я не могу быть рыцарем Христа и Храма, мессир. Не получится из меня рыцарь. Никогда не получится. Уйду в какой-нибудь глухой горный монастырь и буду до конца дней замаливать свои тяжкие грехи.

Сидевший в кресле Князев, молча выслушал его, встал и подошёл к окну, повернувшись спиной к Андрею. Что он там хотел увидеть в окне? Ничего. Ровным счётом ничего. Князев размеренно и сухо заговорил:

– С израильской полицией я уже всё уладил. Они адекватно оценили ситуацию. Были нам очень благодарны и пообещали, что наши фамилии не будут фигурировать в сводках. Официальная версия – девушки погибли в ходе полицейской операции.

– Вы слышали меня, мессир? Я ухожу из Ордена.

– Полицейские раскопали земляной пол в подземелье. Там нашли больше двухсот герметично запечатанных кувшинов. В каждом – детский скелетик. А в некоторых – совершенно не тронутые тлением тела – святые мощи невинно убиенных младенцев. Обязательно пойди и посмотри на эти святые детские лики. В них больше жизни, чем во всех нас вместе взятых.

– Я больше не тамплиер, мессир. Вас это разве не касается?

– Знаешь, о чём я подумал, Андрюха? В каждой из этих женских особей сидел сильнейший демон. Их использовали не какие-то мелкие бесы, а князья преисподней. Когда мы разрушали их тела, демоны лишались своих жилищ, значит, они вполне могли войти в нас, тем более, что мы – убийцы – неплохие убежища для демонов. Но вот мы сейчас говорим с тобой, и я понимаю – мы оба всё те же, демоны в нас не вошли. А почему? Мы молились во время боя. Наши молитвы были не просто слабы и несовершенны, они звучали почти кощунственно посреди этой бойни. И всё-таки Господь принял наши молитвы. Демоны опоганили души грешных бойцов, но внутрь наших душ не вошли. Господь запретил.

Андрей бухнулся в кресло и неожиданно разрыдался. Князев по-прежнему смотрел в окно. Рыдал Андрей недолго, но ему сразу стало легче. Когда он успокоился, Князев вновь заговорил:

– В твоих слезах, Андрей, было куда больше смысла, чем в твоих словах. Хорошо, что поплакал. Душа размякла, значит отходишь. Мне труднее. Все слёзы давно уже выплакал, и теперь в груди как будто деревяшка, а не душа. Но ничего, и я отойду. Не может же человек жить с поленом вместо души. Говоришь, в монастырь собрался?

– Да, не вижу другого выхода.

– Это хорошо, что тебя потянуло в монастырь, а не в Иностранный легион. Значит, ты по-прежнему с Богом и желаешь быть только с Богом. Хотя ни в какой монастырь ты, конечно, не уйдёшь, забудь. Выбрось из головы и всё. Если демон не смог войти в твою душу посреди этой кровавой мерзости, значит, ты выстоял и победил. Значит, ты настоящий тамплиер.

– Вам, мессир, нужны парни покрепче меня.