Рыцари былого и грядущего. Том II

Лилит нужны были подручные. Тут она всё продумала, отправилась в самое страшное для неё место – детский дом. Лилит давно уже поняла, что ребёнок – это не возраст. Некоторые дети, в которых она не чувствовала никакого детства, были ей очень близки. Ей достаточно было взглянуть в глаза такого ребёнка и почувствовать исходящий от его души холод, древний холод преисподней, как она сразу же узнавала в нём своего. Она, конечно, не любила и таких детей, потому что не могла любить никого, но с ними она вполне могла находиться рядом, потому что в них было очень мало человеческого, и они понимали друг друга без слов. Такие дети были очень редки, но они были.

Молодая респектабельная предпринимательница умела производить хорошее впечатление. Всегда спокойная и уравновешенная, элегантно одетая, с хорошими манерами (и откуда у неё только хорошие манеры?), она держала себя дружелюбно и немногословно, постоянно сдержанно улыбалась. Постепенно ей удалось добиться опекунства над двумя девочками-подростками, закрепив хорошее впечатление немалыми взятками. Так у Лилит появилась свита – лилин. Через несколько лет лилин было уже около десятка.

Все эти девочки с ледяными глазами оказались странным образом восприимчивы к гончарному ремеслу. Лилит больше не сидела за гончарным кругом, отдавшись делам организаторским. А дела эти были разными. Сначала они только производили и продавали самые разнообразные гончарные изделия, ничем другим не занимались, меж собой почти не разговаривали, никаких потусторонних целей не обсуждали. Каждой из этих особей было по началу довольно того, что они живут теперь среди подобных, в маленьком мире, где почти нет жизни, нет человеческих контактов и ни перед кем не надо отстаивать своё право на абсолютную обособленность.

Производство и сбыт были отлажены, как часы. Лилит уже знала, что делать дальше. Она наняла группу рабочих, которые вырыли под её домом обширное подземелье, облицевав стены камнем. Вскоре все эти рабочие странным образом погибли при самых разных обстоятельствах. Про этот маленький подземный мир теперь не знала ни одна живая душа – их души трудно было считать живыми. Пришло время наполнить этот мир реальной смертью.

Лилит приказала двоим лилин похитить на улице маленького ребёнка. Те нисколько не удивились, как будто давно уже ждали этого приказа. Вечером доставили малыша, и все они собрались в подземелье. Здесь не было никакой обстановки – голые каменные стены, а пол – земляной, его оставили таким сознательно. Впрочем, на стенах висели несколько керамических масок древних финикийских божеств. Их сделала одна из лилин и показала хозяйке, ничего не объясняя. Лилит понравились маски. Не яростью или ненавистью, которые отражали грубые черты. Отсутствием жизни. Безобразные личины, вариации на тему человеческого лица, казалось бы призванные отражать максимальную концентрацию злобы, на самом деле вообще ничего не выражали, и это было не бесстрастие, а именно безжизненность. Тусклое, белое, какое-то химическое освещение ещё более усиливало это ощущение антижизни.

Посредине подземелья стоял кувшин средних размеров. Вокруг него стояли лилин в просторных белых одеждах. Одна из них внесла ребёнка и передала Лилит. На губах хозяйки заиграла гримаса брезгливости – лёгкие судороги забегали по её лицу. Лилит поднесла ребёнка к кувшину и медленно отпустила в широкое горлышко. Потом, словно с трудом, отвела руку в сторону, в неё положили крышку кувшина. Лилит так же медленно опустила крышку на кувшин, словно боясь разбить. Маленькие лилин тут же начали замазывать щель свежей глиной. Теперь кувшин был закрыт абсолютно герметично.

Лилит смотрела на кувшин тупым сверлящим взглядом, её зрачки дико расширились, лицо помертвело, напоминая теперь маски на стенах. Но за этой безмолвной мертвенностью чувствовалось сильное возбуждение. Она испытывала невероятное сладострастное наслаждение от мысли о том, что внутри кувшина сейчас медленно, но совершенно неотвратимо прекращается жизнь – ребёнок, задыхаясь, корчится, но не оскорбляет её взгляда этими последними проявлениями жизни. Ребёнок стал кувшином. Мерзкое, мягкое, тленное стало стройным, твёрдым и нетленным.

Одна из лилин вдруг задёргалась в каком-то экстатическом танце, напоминавшем относительно упорядоченные судороги. Она пошла в этом танце вокруг кувшина, остальные – за ней, точно и легко повторяя её движения. Их явно никто не учил этому танцу, он как будто был известен им от рождения. Лилит, стоявшая поодаль, не стала сливаться с конвульсивными движениями вокруг кувшина, но тоже задёргалась в танце. Все её движения были обращены внутрь самой себя, как будто она танцевала с кем-то находившимся внутри неё.

Так родился культ.