Лилин ещё некоторое время похищали детей, но детей для жертвоприношений требовалось всё больше – кувшины выстраивались в подземелье вдоль стен стройными рядами, так что места посредине почти не осталось. Они стали закапывать кувшины под земляной пол и вскоре уже совершали свои пляски на костях младенцев. Лилит поняла, что похищать детей больше нельзя – до сих пор демоны хранили лилин, но рано или поздно их схватят за руку, и тогда им всем конец. Они стали покупать детей у матерей, готовых оставить их в роддеме, у беременных, уже решивших избавиться от ребёнка. Всё это было очень хлопотно и довольно расходно, но совершенно безопасно, а деньги у них были. Мастерская Лилит приносила хороший доход, при этом на себя они тратили очень мало. Лилин трудились в мастерской часов по 12 – это их совершенно не утомляло, они проявляли необычную способность к долгому непрерывному механическому труду. А всё свободное время они проводили в тупом оцепенении, словно электрические игрушки, из которых достали батарейки. Они существовали ради жертвоприношений, ради постоянной и непрерывной победы смерти над жизнью – смертью они заряжались, напитывались, дышали, смерть была для них источником неиссякаемой энергии.
Сказать, что Лилит была счастлива, создав свой, родственный и близкий ей мир – значит, не сказать ничего. Она не знала, что такое счастье, радость, покой. Она искала только выносимости бытия, непрерывное убийство детей стало для неё наркотиком, облегчавшим существование среди жизни, столь для неё ненавистной. И, как любой наркотик, убийство сначала приносило наслаждение, а потом стало лишь снижать интенсивность страдания, и наркотика требовалось всё больше, и он сам уже становился ненавистным, потому что всё совершаемое Лилит было действием – проявлением жизни. И сама она была проявлением жизни, потому что дышала, к чему-то стремилась, что-то создавала. Она не думала о том, что каждым новым убийством она разрушает себя и не стремилась к саморазрушению, в ней не было презрения к собственному существованию, она вообще не пыталась осмысливать свой образ жизни – никаких теорий, никаких целей, никаких планов и прогнозов, она действовала, подчиняясь интуиции, ощущениям, просто совершая то, чего не могла не совершать, она никогда не пыталась осмыслить тот непреложный факт, что внутри неё существует некое иное сознание, некий центр антижизни, который управляет всеми её поступками. Она никак не пыталась выстроить отношения с этим другим и, судя по всему, довольно древним существом, обитавшим внутри неё. Она ничего не знала и не пыталась знать, но чувствовала, что внутри неё усиливается страшное напряжение, и надо найти способ его снять. Она нашла способ. Они совершат большое жертвоприношение, какого ещё не было. Они разом замуруют в кувшинах 10 детей! Они сделают это!
***
«Какой аккуратный, можно даже сказать, элегантный домик, – подумал Сиверцев. – Вот бы пожить в таком. Ровные белые стены, замечательные пропорции, и внутри, должно быть, очень уютно». Но внутри, едва вступив за порог, они сразу же почувствовали странную, мертвящую пустоту, словно оказались в вестибюле морга. Ровные пустые белые стены небольшого коридорчика производили впечатление полной стерильности, они не несли на себе отпечатка человеческой личности, словно не людьми и не для людей они были так выровнены.
Князев, Сиверцев и Зигфрид посреди ночи сели в автомобиль и понеслись на окраину Иерусалима. По дороге Князев пояснил:
– Сатанинская секта готовит массовое жертвоприношение. Вообще-то мы стараемся не вмешиваться в такие дела, потому что речь идёт о преступлении, носящем общеуголовный характер, хоть и с выраженной религиозной составляющей. По таким-то делам и полиция работает, в любом ином случае мы просто слили бы информацию через третьих лиц в местный уголовный розыск, но сейчас на это просто нет времени. Информация поступила только что, обращаться в полицию напрямую мы не можем, и речь идёт не о раскрытии, а о предотвращении преступления, так что придётся действовать самим.
– В чём задача, мессир? – спросил Сиверцев.
– Детей спасти и вывести в какой-нибудь приют, а сатанистов… нейтрализовать.
– То есть без крови?
– Это исключительно девушки, Андрей. Тебе охота их резать? Впрочем, будем действовать по обстоятельствам.
Стерильный коридор вывел их в небольшую комнату. Здесь на полу были разложены в ряд слабо попискивающие маленькие свёртки – новорождённые дети. Рядом с ними стояла девушка в белом балахоне. Она стояла спиной к вошедшим, но сразу же стало понятно, что это девушка. Обернуться она не успела, Андрей без приказа бросился к ней, одной рукой зажав рот, а другой – жёстко сцепив обе её тонких руки. Девушка неожиданно проявила огромную силу и, освободив одну руку, попыталась вцепиться Сиверцеву в лицо. Пришлось применить болевой приём. Девушка извивалась в руках, как упругая стальная пружина, с большим трудом ей заклеили рот и связали руки.