Рыцари моря

Зрелище успокоило Владимира, в его бессмысленном беге оказалась цель. По крайней мере, возвращаясь, не нужно будет объяснять, как он заблудился между морем и берегом, — все равно никто не поверит.

Однако надо спешить. Перед глазами стояло лицо Светланы. Чего только она не подумает!

Обратный путь дался трудней. Начали сдавать ноги. Когда кровь высыхала на разбитых о камни голенях, разъедаемых солью, прыгал в воду и шел вплавь, переходя с тяжелого кроля на брасс.

.Качаясь, вышел из-за рокового мыса и увидел бухту. Неподалеку по колено в воде стоял Феликс с аквалангом за плечами. Светлана сидела на камне, бессильно обхватив голову руками, плечи ее дрожали.

Владимир хотел обнять ее, прижать к себе крепко-крепко. Но его окружали лица — тревожные, изумленные, засыпали вопросами.

— Уйди, — срывающимся, чужим голосом сказала Светлана. — Не хочу тебя видеть, не могу...

— Прости, ну слышишь? Я спутал мыс, а там увлекся, решил уж до сивучей добежать... Видел целую группу, представляешь? Верке бы посмотреть...

— Ну, чего стали? — рявкнул Феликс на толпу. — Пришел, и ладно. Кто еще в воде не был — на съемку! Время уходит. Двое на мидию, на моторке. Впрочем... Наташа, пойдешь со мной? Там сорок метров. — И тихонько добавил: — Пусть они сами.

Он слегка шлепнул девушку, как шлепает ребенка любящий отец, не обращая внимания на возмущенный взгляд.

Владимир осторожно гладил подрагивающие плечи Светланы. Она сидела на своем камне и тихонько всхлипывала, успокаиваясь.

— В общем, так, — заговорил Феликс высокопарно. — Я не знаю, какой смысл заставляет тебя, Северянин, и Зайцева, и всех вас сохранять паршивую ракушку, вместо того чтобы дать людям съесть ее и забыть к чертям. Не мое это дело, понял? Мне что сеять, что собирать... Кому нечего будет жрать, тот пусть и думает. Но я не хочу терять друзей, я устал от этого, ты понял? И потом, когда друзья не возвращаются, у меня уже нету слов успокаивать их жен! Я готов сейчас пойти и палкой перебить твоих проклятых сивучей — всех, всех! Если бы это ее утешило...

— Не-ет, им не понять! Никогда! Они все великие, у них идеи, судьбы цивилизации! Подумаешь, какие-то друзья, жены под ногами путаются... — Голос Светланы задрожал сильнее, а Владимир в полном изумлении глядел на горькие складки в уголках губ Феликса Баринова и тщетно искал в знакомом лице остатки самодовольного хамства.

— Ребята, да вы что? Ну простите, ради бога, я ж не думал... Свинство, конечно... Ну ничего, все! — Владимир наконец преодолел сопротивление Светланы, обнял ее сзади, притянул к себе. — Наверное, ты была права, зловещее тут место.

— Какие молодцы, правда, Феликс? Все. Наташа своих подняла, давай дно прочесывать, думали, уже... — всхлипывала Светлана. — И Верка сидит, глаза круглые...

В лагере первое, за что зацепился взгляд Владимира, была горка гребешковых створок у костра. Рядом лежал серый костюм председателя комиссии и вещи его спутников. Хозяева безмятежно бороздили бухту вдали от берега, пуская из трубок высокие фонтанчики.

— Где Зайцев? — сухо спросил Северянин Феликса.

— Там, за мысом, мидий считает для Соловьева. Давно уже...

— Значит, все-таки ели, — сказал Владимир упавшим голосом. А когда обернулся, Феликс уже сталкивал лодку на воду.

Владимир бегом направился туда, не обращая внимания на требовательные призывы Светланы.

— Кто ел гребешков?

— Все, а что?

— И Зайцев?

— Не, он давно ныряет, я же сказал.

— И никто не вспомнил о запрете?

Феликс пожал плечами и ступил одной йогой в лодку. Северянин рывком выдернул ее обратно на песок, и Феликс упал.

— ...твою мать, вот ты как!..

— Северянин! — все громче звала Светлана, спеша к ним.

— Какое подонство! — сказал Владимир и не узнал своего голоса. Театральщина, какой он терпеть не мог.

Но выхода не было: он чувствовал, что может взорваться от злости. — И ты еще... у тебя повернулся язык говорить мне про друзей и жен! Я-то, дурак, растрогался, себя в душе клял, что был к тебе несправедлив тогда, на Крестовском.

Баринов подошел к Владимиру вплотную, оторопевший от распирающего грудь бешенства и еще больше оттого, что поднять руку на Северянина он не может. Лишь попусту, с неизменной театральностью сжимались кулаки, играли мышцы, взбугряя толстую резину костюма, да желваки бегали по щекам. Взгляд его был из тех, о которых говорят «метал молнии».

— Ты брось, слышь! — шипел он. — Я гостям всегда самое лучшее...

А тут еще Светлана поддала жару в костер бариновской злости. Подбежала к Северянину, повернула к себе лицом:

— Замолчи! Ну, ради меня! Не могу я слышать сейчас про твоих проклятых зверей! Да это просто... неблагодарно, пойми, Володька!

Чувствуя, что она доведет-таки Феликса до взрыва, Владимир обернулся к нему, но ни сказать, ни сделать ничего не успел. Откуда явился дядя Коля — не заметили. Он явился, отпихнул легонько Северянина, а Феликс вдруг оказался лежащим на песке в довольно неподходящей для него позе.

— ...и лапки на стол! — сказал дядя Коля. — Петухи, мать вашу. Вот полежи, охолонь. Нашлись тоже, тьфу!