Легочник работал чисто и четко, ни капли воды во рту не было, воздух шел вполне «вкусный». Легко продуваясь, Северянин почти вертикально двигался вниз, к голубеющему в отдалении пестрому рисунку дна. На грунте огляделся, махнул плавной рукой Феликсу и пошел галсами над чуть заиленной песчаной равниной, сверяясь иногда по компасу.
Колония гребешков оказалась обширной, но не очень «населенной». Вытащив наверх по полной питомзе, выгрузили моллюсков в опустевшие баки и улеглись отдыхать на дно лодки. Моторист попробовал завести мотор — не вышло. Он дергал стартер, пока не вспотел, — двигатель безмолвствовал.
— Свечи протри! — бросил Феликс. — Недотепа...
Моторист обшарил всю лодку, сел, растерянно повесив руки:
— Ребята, я инструмент забыл. Так на песке и лежит.
Северянин огляделся. Лодку поднесло к мыску, который, как он заметил, обогнули по пути к месту погружения.
— Схожу, — сказал он. — Держитесь на веслах ближе к мысу.
«Сейчас за мысок, пять минут легкого бега по камням, и я на месте», — думал Северянин, выбираясь на каменистую отмель у мыса. Бег по крупным камням, какими усыпаны скалистые берега моря, был давней его страстью. Дело это требовало крепких ног и хорошей реакции. Камень, на который можно и нужно поставить ногу в таком беге, он находил за три-четыре шага вперед, так что всякий очередной шаг или прыжок совершался без участия внимания. Бывало, на пути попадалась стенка, и в ход шли руки. Бывало, чтобы допрыгнуть до очередной подходящей опоры, случалось отталкиваться ногами поочередно от двух-трех вертикальных граней. Но все шло гладко, легко, изящно. На удивление, усталость после работы под водой не чувствовалась, напротив, тело наполнилось еще большим ощущением силы и ловкости.
Мыс оказался сложенным из нескольких выступов, разделенных узкими ущельями-бухточками. В этом Владимир не нашел ничего необычного. Удивило только, как долго тянется мыс, обойденный на лодке в минуту. Могучая все-таки штука — мотор!
Вскоре, когда за двумя выступами и ущельями появился третий и ничего похожего на песчаную обширную бухту не предвиделось, мысль эта, вначале позабавившая Северянина, сменилась раздражением. Что-то было не так, где-то он просчитался. Стараясь унять раздражение, бежал все быстрее, рискованными прыжками пересекал широкие расселины, то взбирался на самый гребень мыса, то прыгал в воду, сокращая путь через слишком глубокое ущелье. Скорость требовала все большего внимания, и все мысли уперлись в точку: скорее, дальше, скорее, вперед...
Ноги были сбиты в кровь на выветренных, бугристых, словно крупный наждак, камнях. Пот застилал глаза, ручьями струился по телу, смешивался с водой, когда Владимир срезал путь вплавь, стекал за черные короткие брюки от гидрокостюма, которые он так и не снял. Над головой тысячами кружились чайки. Их крики слились в сплошной грохот, заглушили все звуки мира. Северянин перешагивал через птенцов, еще не умеющих летать, откидывал ногой чаячьи трупы, вспугивал сидящих на яйцах самок, прыгал, карабкался, плыл, полз и снова прыгал, оглушенный, ослепший, будто околдованный жестоким упрямством и единственной живучей волей: вперед, вперед...
Что его остановило? Он так и не понял. Быть может, случайно с вниманием брошенный на горизонт взгляд. Во всю видимую ширину, отчеркнутое от белесого неба неумолимой прямой линией, сверкало бескрайнее морс. Ни единого намека на близкий берег.
Он сел на камень и вытер лицо ладонями. Глаза щипало от соли.
Что за чертовщина? Бухта Рыцарь была видна с места высадки как на ладони. Да и весь горизонт был занят берегами! Выходит, он играючи ускакал на другую сторону острова, наполовину обогнул его!
Сил еще хватало. Первая мысль была о Светлане. Сколько прошло времени — час, два? Судя по соли не меньше двух. Словно сам дьявол или какой-то призрак выключил внимание. Конечно, уже хватились, ищут.
Но, может, это ошибка? Как это могло быть? Мыс... обошел мыс... Значит, это был не средний мысок, его благополучно продрейфовали, пока ныряли, возились с мотором... Значит, с самого начала удалялся прочь от бухты...
Он поднялся, внутренне готовясь повторить только что пройденный путь. Ноги чуть дрожали — сказывалась усталость. В то же время очередной выступ скалистого берега, которого он едва не достиг в своем зачарованном стремлении, манил новой неразгаданностью. Что там, дальше? Может, смысл всего приключения лежит именно за этой скалой — невиданная бухта, внезапный подарок океана, брошенный на камни штормом. Да просто контур мира, не виденный до сих пор никем...
Северянин взобрался на гребень и тут, за рокотом играющей галькой волны, услышал их. Сначала мощный голос сивуча-самца разнесся над водой и скалами. Потом Владимир высмотрел в сталисто-серой галечной пестроте коричневые тела всего семейства. Группа нежилась на солнце ближе к следующему мысу — не больше десятка взрослых зверей и три детеныша в пене прибоя.